Именно здесь во всю бурлила художественная жизнь. Именно здесь, в “заброшенных” мастерских, рождались, демонстрировались и обсуждались новые идеи.

Информация о “подпольных” выставках распространялась среди “своих”. Входным билетом могло стать лишь дружеское расположение “посвященных”…

Тогда, в 70-е, я впервые услышала загадочные слова — “концепт”, “объект”, “инсталляция”.

Зрительские умы, до отказа забитые советскими представлениями о “советских эстетических ценностях”, случайно оказавшись на презентации произведений искусства объекта, например, смущенно посмеивались: “Он ставит на пол галоши, над ними вешает совершенно непонятный текст. И это — искусство?!”.

Тогда, в 70-е, я впервые услышала имя: “Илья Кабаков”. И попала на “подпольный” семинар с его участием.

Кабаков демонстрировал свое произведение под названием “Коммуналка”.

Книжка-раскладушка. Такие делают для маленьких детей. Только по размеру, по сравнению с детской — просто огромная (как мне тогда показалось — в человеческий рост). Илья расставил ее на полу — толстые картонные страницы образовали некое подобие весьма, надо сказать, убогой и “одинокой” комнаты. Илья начал читать начертанный на внутренних стенах текст, который поначалу, воспринимался бессвязной “абракадаброй”. Постепенно я начала различать голоса. Отдельные реплики сложились в диалоги, диалоги (неважно, что герои не разговаривали между собой) — в общую картину. Картину отчаявшихся, никому не нужных (даже — себе) обитателей российской коммунальной квартиры. У каждого — по каморке. Общий коридор, общая кухня, общая ванная. На двадцать, скажем, человек…

Поистине, настоящее искусство, пользуясь метафорой, воспроизводит жизненную суть.

Позднее поэт Владимир Друк напишет:

Коммуналка тук-тук-тук

По стене ползет паук…

С точки зренья паука,

Я сползаю с потолка…

Перевернутый мир “перевернутых” людей. Но ведь именно так многие из нас и жили когда-то…

Теперь Илья Кабаков — один из самых известных на Западе современных художников (по некоторым данным — вошел в “десятку” лучших художников мира). А “коммуналка”, как была, так и осталась в его творчестве одной из главных тем.

Чем же все-таки так интересен Кабаков публике разных континентов?

“Новатором” в искусстве его не назовешь. Да и кто нынче — новатор? Нет и не может быть в этом мире ничего поистине нового. Все когда-нибудь уже было. Тот же созданный в 20-х годах загадочный “Черный квадрат” Малевича предвосхитили древние китайцы, выставив абсолютно чистый белый лист — с подписью “Белый дракон на белом фоне”. Чем не концепт?

Илья — “типичный” представитель до сих пор популярного на Западе концептуального искусства с явным креном в соц-арт. Но он отыскал собственную нишу, собственный стиль и язык, что позволяет при самом беглом взгляде на его произведения моментально определить авторство. Воплощенные им “социальные схемы” отличаются емкостью и глубиной. Настолько бездонной, что созерцание его работ заставляет зрителя, если он хочет постичь замысел художника, максимально активизировать собственное воображение и свои творческие способности.

Современной публике важно не только сопереживать, но и — “участвовать”. И Кабаков предоставляет зрителю такую возможность. Ибо его работы нельзя просто “смотреть”, в них надо войти и “освоиться” в их пространстве, а потом — отстраниться, чтобы подняться в своем восприятии на более высокую ступень.

Самое интересное в нашу эпоху возникает, что называется, “на стыке жанров”. Именно таким жанровым переплетением и занимается Илья Кабаков. Полноправные составляющие его произведений — литература и пластика. Одно без другого — теряет опору. Пластической основой служат ему изображение обыденных бытовых предметов (или — сами предметы, в их натуральном виде), литературной — перенесенные на бумагу, неуклюжие порой, но всегда — характерные фразы, “вылетевшие из уст” ничем не примечательного обывателя. И соединенное вместе все это образует “хор” нашей жизни без прикрас, нашей повседневности.

Мир “безликих” персонажей Кабакова — это мир безликих растиражированных и привычных вещей. Пока они не нужны, их никто не замечает, ибо единственное их предназначение — бытовая утилитарность. Но вот Илья создает для них особую среду, особое пространство “коммуналки” — общества безразличных друг к другу людей. И — переосмысливает “бытовку”, “переселяя” ее на уровень глобальных общечеловеческих проблем.

Именно это и происходит в его работе под названием “Чья это терка?”. В центре зеленого планшета прикреплена обычная кухонная терка. Выше — надпись с вопросом закулисного персонажа: “Чья это терка?”. Рядом и ответ: “Это — терка такого-то”.

Люди из “коммуналки”, как и не известные нам люди суетливой уличной толпы — безымянны. Но ведь нас их имена и не интересуют. В предложенных художником обстоятельствах нам интересны отношения между людьми. А они в смоделированной Кабаковым ситуации — постоянно на грани войны, которая в любую секунду готова разгореться из-за любой, совершенно незначимой в жизни людей, пусть даже непригодной уже для использования вещи.

Разве не таков окружающий нас мир? — как будто бы спрашивает нас Илья Кабаков. И предельно лаконичными средствами демонстрирует нам всепоглощающую пропасть человеческой бездуховности.

Складывая и сочетая объекты, Кабаков использует их, как элементы своих визуальных “романов”: предметы обретают знаковость и читаются, как слова; слова абстрагируются и начинают играть роль объектов. Одно произведение плавно перетекает в другое, образуя некий цикл или, если хотите — альбом, который становится историей безрадостной жизни персонажей. Эту альбомно-“повествовательную” стилистику в своем творчестве Кабаков разрабатывает с 70-х годов прошлого столетия и накопил за это время немалый опыт.

Объединяющее начало такого цикла — “сквозной” персонаж. Каждый из его элементов — отдельный законченный рассказ, а все вместе — “судьба”, которую, кстати сказать, можно “изменить”, умозрительно, как будто бы собирая детский конструктор, переставив для себя элементы в ином порядке.

Ничего, конечно же, зритель не перемещает — просто осваивает (в полном смысле этого слова) созданное художником пространство на свой манер. Благо появилась у него такая возможность — к 90-м годам альбомная стилистика Кабакова переросла в, также составленную из элементов-рассказов, “тотальную инсталляцию”, как определяет возникший жанр сам автор.

На выставке Ильи Кабакова публика оказывается внутри ситуации — каждый из нас, решившись на посещение экспозиции должен отдавать себе отчет в том, что ему самому предстоит стать персонажем кабаковских работ. Причем, теперь уже не умозрительно, а — реально, “физически”. В его “обновленной” стилистически, но все той же — по сути, “коммуналке”, ты бродишь по “комнатам”, “подслушиваешь” развешенные на стене в виде текстов разговоры жильцов… Часть инсталляции составляет “объект”, представляющий собой спальню, где тебе позволяется присесть, например, на кровать… Этот объект-элемент называется “Больной мальчик”. Но никакого мальчика — нет. Есть лишь монотонно повторяющееся звуковое сопровождение — короткая детская сказка…

Зачем все это?

Готовых ответов и решений художник не дает. Зритель сам должен петлять в “дебрях” концептуальных ассоциаций. Кабаков просто втягивает своего зрителя в размышление о жизни и о себе, ставя его в нарочито-“сконцентрированные” обстоятельства. И если кто-то покидает инсталляцию, так и не отыскав ответ на волнующий вопрос — не беда. Это — тоже часть авторского замысла…