Время от времени по Израилю гастролируют балетные и оперные группы российского Государственного Академического Большого театра. У израильтян их программы неизменно вызывают интерес. Однако тем из них, кто часть жизни прожил в Москве, заметно, сколь разительно отличается исполнительская культура нынешних певцов всемирно известного коллектива от высокого уровня мастерства исполнителей эпохи Бориса Покровского...

Вспоминаю спектакли Большого в Москве. Они всегда были для нас праздником, истинным волшебством, пробуждающим самые возвышенные чувства.

Негативные перемены, которые произошли в этом театре за последние двадцать лет, единогласно отмечают российские критики. И дело тут совсем не в “новаторстве”, которым уже много лет одержим прославленный коллектив. Дело, прежде всего, в отсутствии твердой, профессиональной “руки”, объединяющей труппу, указывающую путь к подлинному успеху. Дело в том, что Большой театр оставил замечательный оперный режиссер Борис Покровский.

Публика в массе, посетив оперный спектакль, оценивает, как правило, красочность декораций, актерскую игру, голосовые диапазоны певцов, звучание оркестра, наконец. Режиссер для нее — фигура в тени. Но ведь именно режиссер выстраивает уровень театра, определяет лицо спектакля, выявляет истинные возможности исполнителей.

В Большой театр Борис Покровский пришел в 40-х годах прошлого века. Молодым, начинающим режиссером. Опыта нет, только что — со студенческой скамьи... “Материал” для работы — слаженная труппа, состоявшая из профессиональных певцов высокого класса. Наверное, тут можно было и “стушеваться”.

Однако исполнители “старой закалки” обладали, по определению самого Покровского, высокой внутренней культурой, подлинной интеллигентностью. И эти их человеческие качества помогли ему “поднять” его первый спектакль, потом — второй...

Первой постановкой Бориса Покровского в Большом стала опера Бизе “Кармен”. Шла война, и театр осуществлял постановки в городе Куйбышеве.

Чтобы сплотить вокруг спектакля исполнителей, надо было найти верный тон в трактовке произведения, правильно разработать стратегию. Покровский ничего не “изобретал”, и просто разумно воспользовался тем, что судьба ему предоставила. Он выбрал “нейтралитет”, руководствуясь принципом: “не навреди”, следуй за автором музыкального произведения, стараясь передать те чувства, которые композитор вкладывал в музыкальный “текст”. Он внимательно вслушивался в музыку. И она подсказывала ему драматургическую линию спектакля, “рисовала” характеры героев.

Впрочем, с образом Кармен случился тогда некий “конфуз”. Причем, отнюдь не творческий. Покровский почувствовал, что Бизе “писал” свой центральный персонаж не просто трагическим, но — явно “злодейским”. Кармен приносит несчастье всем, кто встречается на ее пути. Однако в эпоху соцреализма и “лакировки” действительности такую трактовку главной героини не пропустила бы никакая цензура. Главное, чтобы все было красиво, безоблачно и возвышенно. И получилась из “злодейки” эдакая добрая, милая, окруженная всеобщей любовью девушка...

Вторую свою постановку Покровский осуществил в 1944 году, уже в Москве, куда театр вернулся из эвакуации. Это была опера Чайковского “Евгений Онегин”.

Спектакль получился во многих отношениях примечательный. Он прославил вошедших в историю не только российского, но и мирового вокального искусства певцов — Лемешева и Козловского. Явился своего рода “политической” акцией, вселяя в души подавленных тяготами войны слушателей веру в будущее, мир и покой. Но самое главное — “Евгений Онегин” в трактовке Покровского стал эталоном более чем на пятьдесят лет. Это — настоящая творческая удача молодого тогда еще режиссера. Более пятидесяти лет этот спектакль приносил ему известность и славу.

Шли годы. Всех, кому довелось работать с Борисом Покровским, прежде всего, поражала его необыкновенная способность тонко улавливать музыкальные нюансы, глубоко проникать в замыслы композиторов. Именно — композиторов. Ибо в своих режиссерских решениях Покровский никогда не оперировал литературой. Он учил певцов, что в опере слово — аморфно, ориентация на литературный текст только сковывает актера. Музыка же открывает широчайшие возможности для проявления эмоций. И тогда, как будто бы, сама собой появляется необходимая в тот или иной момент пластика действия.

И, словно в подтверждение своей идеи, он, в преклонном уже возрасте создав в Москве свой Камерный театр, ставит “Фигаро” на итальянском (для большинства слушателей — “абстрактном”, условном языке). Хотя всю свою жизнь сам же и говорил, что опера в России непременно должна звучать на русском.

Определив “рисунок” спектакля, Покровский проявлял жесткость, требовал от актеров точного исполнения режиссерский указаний.

Со временем исполнители, особенно — молодое поколение, начали сетовать, что, мол, Покровский — консерватор. Он не возражал, считая, что в оперном искусстве это — не недостаток, а — достоинство. Новаторство здесь, по его мнению, пагубно и приводит лишь к искажению классики. “Хочешь стать новатором, — говаривал он, — создавай нечто другое — свое собственное”.

Конечно же, творчеству в принципе свойственны поиски новых способов выражения. Но что можно считать “новаторством” в приложении к оперному искусству? Опера вообще — на особом положении. Репертуар оперных театров достаточно редко пополняется новыми произведениями. Вспомним, какие шедевры были созданы в период советской власти? Да, конечно же, “Повесть о настоящем человеке”. Но, как известно, эта многим показавшаяся просто смешной опера, тускло сверкнув на театральном небосклоне, канула в небытие.

Главное направление поиска в оперном жанре — расстановка акцентов, переосмысление классики. Взять, к примеру, “Пиковую даму” Чайковского. В трактовке одного режиссера она может стать поэмой о высокой любви, другого — трагедией одержимой страстью к игре личности. Чайковский написал любовь. А кто-то берет и трансформирует эмоциональные высоты — в панегирик темному началу в человеке. Это ли называется “новаторством”?..

Не желая конфликтовать вместо того, чтобы заниматься делом, Покровский покинул Большой театр. Однако на пенсию не ушел. Ведь главное в его жизни — творчество.

Покровский по-прежнему осуществляет новые и новые постановки. Теперь уже — в Камерном.

В январе этого года Борису Александровичу Покровскому исполнилось 90 лет.