энергичной и
решительной выпускницей еврейской религиозной школы «Бейт Яков» в Кракове. Ему
было сорок лет. Ей - двадцать пять.
Тем же летом Дора убедила Франца оставить родительский дом и вместе с ней
переехать в Берлин, что, по ее словам, дало писателю возможность «жить так, как
он мечтал».
Принятое всегда и во всем сомневающимся Кафкой «скоропалительное» решение
стало для него настоящим достижением, «без которого, - как он потом признавался,
- у человека нет права умереть».
«После Первой мировой войны все верили, что спасение придет с Востока, -
говорила Дора. - Но я бежала оттуда, потому что считала, что свет на самом деле
находится на Западе».
Кафка же видел в восточной «духовности» средство нейтрализации чересчур
приземленного материализма западноевропейских евреев, и поэтому, по словам Макса
Брода (близкого друга и первого биографа Кафки), «богатство польской еврейской
традиции, носительницей которой была Дора, стало для Франца постоянным
источником восхищения и наслаждения».
По ее настоянию Франц и Дора читали Тору с комментариями Раши, посещали
занятия по изучению Талмуда в одной из иешив, которую Кафка назвал - «островок
мира и спокойствия в диком и взъерошенном Берлине».
В отношениях супругов царила атмосфера безбрежного счастья, омрачаемая лишь
прогрессирующей болезнью Франца. Кафка страдал неизлечимым тогда туберкулезом.
«Вся жизнь писателя, - вспоминает Макс Брод, - внезапно изменилась к лучшему,
совершила неожиданный позитивный поворот, который помог Кафке избавиться наконец
от присущих ему прежде нигилизма и ненависти е себе».
Вскоре друг детства Кафки Хьюго Бергман, который поселился в Эрец Исраэль
и преподавал философию в Еврейском университете, пригласил Франца приехать на
Землю Обетованную. Вечерами Франц обсуждал с Дорой возможность переезда.
Но этим планам не дано было осуществиться. Состояние Кафки все ухудшалось.
Весной 1924-го он настолько ослаб, что уже не вставал с постели. Дора преданно
ухаживала за ним, сопровождала его в переездах из одного санатория в следующий…
После смерти писателя Дора загорелась другой страстью, которая значительно
ограничила ее свободу. К концу 1929 года она стала активным членом немецкой
коммунистической партии, увлеченно работала в отделе агитации и пропаганды, а ее
квартира превратилась в классную комнату, где она вела занятия по марксистской
философии. Во время одного из занятий она познакомилась с Люцем Ласком, пылким
партийным деятелем. В 1932 году они поженились. Вскоре у них родилась дочь. А в
1936-м они переехали в Москву. В заявлении, которое Дора подала для вступления в
Коммунистическую партию СССР, она писала: «…Своей свободой, своим сознательным
развитием я обязана партии, и поэтому партия имеет право потребовать от меня всю
мою энергию и положиться на мою преданность общему делу».
Советский Союз, как выяснилось, не имел ничего общего с ее представлениями о
«рае для рабочего класса». В 1938 году Ласку без суда и следствия сослали в
восточную Сибирь, где он пробыл в заключении пятнадцать лет. Дора распрощалась с
ним навсегда
Как уроженке Польши, еврейке, жене арестованного «немецкого троцкиста»
удалось сбежать из СССР с шестилетней дочерью на руках в самый разгар сталинских
репрессий - тайна за семью печатями. Как бы то ни было, зимой 1940 года Дора
через Гаагу добралась до Англии, где, к несчастью, вместе с другими
«иностранцами» оказалась в лагере для «перемещенных лиц» на острове Мэн.
Освободившись в 1941 году, она приехала в Лондон. Здесь она увлеклась
еврейским театром. Писала рецензии на спектакли, читала лекции, организовывала
представления.
Воспоминания о счастливо прожитом годе с Кафкой все чаще и чаще посещали ее.
Осенью 1949 года она совершила поездку в Израиль и пробыла там четыре
восхитительных месяца, навещая родных и друзей. Она планировала переехать в
Израиль насовсем. Однако, как когда-то, опять помешала болезнь. Сначала -
болезнь дочери, потом - собственный недуг, от которого она умерла в 1952 году.
Сразу же после смерти Доры французская переводчица Кафки Марта Роберт писала,
что «самая яркая, сильная, неизменная часть существа Доры Диамант до конца ее
дней продолжала жить в Берлине 1923 года… Именно тогда жизнь одарила ее всем,
что ей причиталось, и оставшееся время она использовала для того, чтобы привести
в порядок приобретенное наследие».
Чувства, которые Дора питала к Кафке, как пишет Кати Диамант, - никогда не
угасали. В своем сердце она носила счастье и горе. «Я научилась любить печаль»,
- сказала Дора однажды.
Она завещала похоронить себя рядом с Кафкой.
«Мне так и не удалось покинуть созданный им мир! - писала она в 1949 году. -
Он для меня и сейчас все так же реален»…