ВОПИЮЩАЯ ДИСКРИМИНАЦИЯ ЕВРЕЕВ В СТОЛИЦЕ ЕВРЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

Печальная истина: позволяющий унижать себя, заслуживает быть униженным.

Поведение израильских властей по отношению к узурпировавшим власть над нашей Храмовой горой мусульманам — сродни вынужденному подчинению (в прошлые века) галутных евреев властям чужих стран.

А что напоминает поведение израильских полицейских по отношению к еврейским гражданам Израиля, осмелившимся взойти на Храмовую гору в те издевательски краткие часы, когда это евреям дозволено — даже произнести страшно: службу капо.

Сегодня утром (22.01.2014), придя один к входу на Храмовую гору, я увидел группу религиозных евреев, ожидавших разрешения подняться на Гору у левого ("еврейского") прохода, но решил поставить эксперимент: попробовать войти один — там, где идут толпы интуристов (а потом присоединиться к этой группе).

Главный еврейский полицейский (по моему опыту, всегда командующий пропусканием — или непропусканием — евреев), держа в руках мое удостоверение личности (теудат зеhут) грозно спросил:

— Ты что тут делаешь?

— Я поднимаюсь на Храмовую гору.

— Зачем?

Я недоуменно промолчал.

— Ты бывал здесь?

Я не сомневаюсь, что ему знакомо мое лицо по моим предыдущим — не индивидуальным — посещениям Храмовой горы.

— Бывал.

— Зачем ты так часто сюда приходишь?

— Часто? За 40 лет жизни в Израиле я восходил раз 5.

На деле — больше, но, увы, не так уж часто.

— Что ты тут делаешь так часто? — не отступал он.

— 5 раз за 40 лет — это часто?

Он снова:

— Ты что тут делаешь?

— Не понимаю твоего вопроса. 

Тогда полицейский заявил (напоминая московских гебешников, разгонявших наши демонстрации более 40 лет назад):

— Что ты тут устраиваешь балаган?!

— Это ложь и клевета!

— Пройди назад, я вызову старшего офицера…

Мой теудат зеhут по-прежнему в его руках.

Старший офицер полиции (молодой еврейский религиозный парень симпатичного вида — в отличие от моего предыдущего собеседника) дал мне войти, предупредив, что на Храмовой горе евреям (напоминаю: в отличие от мусульман) запрещено не только молиться, но и говорить на религиозные темы.

Я присоединился к группе рава Эльбойма (человек 10). Нас сопровождал еврейский полицейский и двое арабов плюс арабский фотограф, каждую минуту подносивший свой объектив к лицу одного из нас.

Когда один нас прислонился к колонне и стал шевелить губами, сопровождавший нас арабский гебешник тут-же его оттолкнул и сделал "выговор с предупреждением".

Мы воспитали мусульман за 46 лет, что Гора — их, а не наша, и они усвоили это.

Нет на Горе израильского суверенитета или даже чего-нибудь отдаленно напоминающего суверенитет.

"Неудобно быть евреем в своем отечестве…". "Отечество", в котором было "неудобно" Утесову и Дунаевскому, было для них — не "свое", а "отечество" в кавычках.

Это нисколько не оправдывает дискриминацию евреев в том чужом "отечестве", но гораздо тревожнее (чтобы не сказать "страшнее"), что евреи подвергаются дискриминации в своем, еврейском Отечестве!

Только евреям запрещено молиться на еврейской Храмовой горе, при чем, запрещено не только молиться, но и даже говорить на религиозные темы.

Только евреи имеют право восходить на еврейскую Храмовую гору лишь считанные краткие часы 5 раз в неделю (а мусульмане — когда угодно).

Только евреи подвергаются сопровождению на еврейской Храмовой горе мусульманскими блюстителями и полицией.

Часы посещения ограничены и для интуристов, но те все же — не граждане страны, да и контролю и ограничениям они не подвергаются.

Самое ужасное — что эта вопиющая дискриминация евреев в еврейском государстве, чреватая ужасными последствиями для нашего будущего на своей Земле — дело "наших" рук, рук наших политиков, при попустительстве народа, на протяжении уже 46 лет.

Если евреи не начнут немедленно и массово восходить на Храмовую гору, может окончательно погибнуть (не допусти этого, Всевышний!) не только наша Храмовая гора, но и надежда, выраженная в израильском гимне «Атиква»:

Стать свободным народом в нашей стране,

Стране Сиона (то есть — Храмовой Горы) и Иерусалима…

Полученные комментарии:

Не вижу тех, кому плохо, а если мне плохо — все должны мне помочь?