В Мишне читаем:

(Есть) два вида клятв, которые (в действительности) представлены четырьмя видами.

(Есть) два вида (запретов на) перенесение предметов в Шаббат, но (в действительности) их - четыре.

На этом текст нашей Мишны не заканчивается, но продолжение ее уже не добавляет новые аспекты или сферы законов Торы. Она возвращает нас к второй фразе текста и обсуждает, какие ошибки в своем поведении способен допустить человек в связи с тем, что находился в тот или иной момент в состоянии тумы.

Человек, - говорит Мишна, в частности, - мог осознавать, что он - таме (то есть находится в состоянии тумы), но потом - забыть об этом и нарушить закон Торы, запрещающий в состоянии духовной нечистоты участвовать в праздничной трапезе в Иерусалиме - во время такой трапезы часть кушаний готовилась из разрешенной для употребления в пищу доли приношений (на иврите - корбанот) в Храм.

Для этого случая - небрежного отношения к собственному духовному состоянию (когда человек не дает себе труда сконцентрироваться на том, таме он или - таѓор, то есть - чист духовно), Мишна намечает путь исправления ошибки. После того, как человек осознал свою небрежность, он должен отдать Храму приношение оле ве-йоред. В буквальном переводе на русский - «поднимающееся и опускающееся (в цене приношение)». Суть здесь состоит в том, что в отличие от «фиксированных» приношений (в отдельных случаях, например, традиция прямо указывает - барашка), оле ве-йоред предполагает, что человек сам определяет вид приношения.

Скажем, тот, кто считает себя материально обеспеченным, должен был принести овцу или козленка. Представитель «среднего класса» мог принести двух голубиц. А бедняку позволялось ограничиться десятой частью эйфы муки (эйфа - принятая во времена Талмуда мера веса, равная примерно 40 кг). То есть бедняк мог принести около четырех килограмм муки, и этого было достаточно.

При этом полное очищение от вины наступало, если человек по всем правилам провел ближайший после совершения проступка Йом Кипур (иногда переводят - Судный День или день особого поста; бывает раз в году и наступает через семь дней после Рош а-Шана, еврейского Нового года). И если в Храме по всем правилам в Йом Кипур совершили приношение от имени всего народа (по еврейскому закону, в этот день и для этой цели использовали козла; на иврите - саир).

Далее Мишна обсуждает еще ряд возможных ошибок, а иногда и сознательно допущенных проступков - в зависимости от того, как сам человек в тот или иной момент себя осознает: находится он или нет в состоянии тума. Разбираются в ней и ситуации, когда статус таме получают какие-либо предметы, и тогда прикасаться к ним нельзя. Путь исправления для человека, который все же дотронулся до такого «объекта», также определяется в зависимости от того, осознает человек, что предмет - таме или не осознает.

Отметим, что текст Мишны занимает весь лист, а его обсуждение ведется - на последующих листах...

В первую очередь, отметим, что речь идет, разумеется, о нарушениях законов и наказаниях за эти нарушения или - путях исправления ошибки.

И вот мы говорим, например, о нарушении клятвы. Согласно Мишне, есть два вида клятвы: первый - человек клянется, что сделает что-то, второй - клянется, что не будет делать, не совершит то или иное действие. И если нарушит клятву, должен будет совершить приношение в Храм. Однако клятва может относиться и к прошедшему времени: человек клянется, что сделал что-то или не сделал. Нарушитель этих клятв проходит тот же путь исправления: за это полагаются отдельные приношения. Это и хочет подчеркнуть Мишна, акцентируя, что в действительности существует четыре вида клятв.

Талмуд подчеркивает, что раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2-й век) усматривает здесь другую грань Истины. Человек совершает приношение в Храм только за нарушение клятвы, в которой он обещал что-либо сделать в будущем, - говорит он. - За ложную клятву, когда некто поклялся, что совершил какое-либо действие в прошлом, а на самом деле этого не делал, его могут приговорить к телесному наказанию...

Спрашивает Талмуд: почему Мишна указывает, что в двух видах нарушений, связанных с особым духовным состоянием человека - таме, на самом деле таятся - четыре. И объясняет это таким образом. Человек знал, что он - таме, но, забыв об этом, присоединился к праздничной трапезе и ел мясо приношений; или - участвовал в такой трапезе, не ведая, что он - таме. Это - два вида нарушений. Ну, а если он, находясь в состоянии тумы, ел мясо животного от приношения в Храм, не зная, что это за мясо? Или - знал об этом, но запамятовал?.. Именно эти две ситуации добавляет Мишна, отмечая, что в действительности существует четыре вида нарушений такого рода.

Что имеет в виду Мишна, свидетельствуя, что два вида нарушений при перенесении с места на место предметов в шаббат, в действительности оборачиваются четырьмя видами?

Талмуд дает конкретный пример.

Допустим, бедняк подходит в шаббат к какому-то дому и, стоя снаружи, просит, чтобы ему дали еды. Сердобольный хозяин наполняет продуктами корзинку и через окно (бедняк протянул в окно руку) передает бедняку эту корзинку. Бедняк взял продукты и фактически вынес ее из дома на улицу.

Второй вариант. Хозяин вынес бедняку корзинку с продуктами на улицу и передал - из рук в руки.

Оба варианта, - объясняет Талмуд, - представляют классические ситуации, когда предметы в шаббат (в нарушение закона) переносят из одного владения в другое (в шаббат делать это нельзя). Внутри дома - частное владение хозяина. Снаружи, за стенами дома - общественное владение.

Откуда же берутся еще два вида отмеченных Мишной нарушений при совершении одного действия - хозяин дома дает бедняку еду в шаббат?

Представим, что бедняк взял продукты, а корзину через окно внес в дом и (из рук в руки) отдал хозяину. Или: хозяин вышел на улицу, взял из рук бедняка корзину и внес ее в дом. То есть и в том и в другом случае корзина перенесена из одного владения в другое (из общественного - в частное).

Как же объясняется превращение двух видов негаим (сыпь или язвы на коже человека, которые переводят человека в состояние тумы; ед. ч. - нега) в четыре вида?

Дело в том, что в Торе описаны несколько заболеваний, возникающих в результате неправильного поведения. И одни появляются как следствие других. Вот и получается, что исправления требуют не два вида негаим, а - четыре...

Разбираются, в частности, ситуации перенесения предметов в шаббат из одного (личного) владения в другое (общественное), что законом запрещено.

Талмуд подчеркивает, что речь в Мишне может идти лишь о нарушении этого закона по неведению. Ибо, если человек злонамеренно (знал, что этого нельзя делать, но все равно сделал) игнорировал закон Торы, приношения в Храм и даже - телесного наказания (удары плетью) для него недостаточно. Тут применяются более суровые меры пресечения. Однако, если человека предупредили, что его действия будут нарушением закона, за которое его приговорят к телесному наказанию, его могут наказать именно таким образом.

Анализируя ситуацию, когда человек, будучи в состоянии таме (объяснение терминов тума и таме см. на сайте в обзоре недельной главы Тазрия, первый годовой цикл), участвовал в праздничной трапезе и ел мясо приношений, Талмуд приводит высказывание раби Акивы (величайший Учитель Мишны, 2-й век).

Человек, который забыл, что на данной трапезе едят мясо приношений и ел его, но помнил при этом, что он - таме (духовно нечист), освобождается от ответственности, - говорит раби Акива.

Речь идет о том, - расставляет акценты Талмуд, - что от него за это приношение не требуется, но он может получить телесное наказание.

Согласуется ли установление Мишны в этом вопросе с гранью Истины, открытой раби Акивой? - спрашивает Талмуд. И отвечает: если бы в Мишне подразумевалось, что за подобные нарушения полагается телесное наказание, в ее тексте, где сказано, что человек поначалу знал, что он - таме, потом забыл об этом, а через некоторое время снова вспомнил, говорилось бы и о предупреждениях. Но этого здесь нет.

Выясняя, чьей точки зрения следует Мишна, рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4-го века) делает вывод: точке зрения Раби (великий раби Иегуда а-Наси - редактор текста Мишны, начало 3-го века). Ведь именно Раби обосновал открытую раби Ишмаэлем (коллега раби Акивы) грань Истины: человек, который, будучи таме, ел мясо приношений, несет за это ответственность, если даже забыл, в каком он состоянии, или запамятовал, что за мясо едят на данной праздничной трапезе.

В процессе анализа Мишны цепь ассоциаций приводит Талмуд к обсуждению как будто бы другой темы - тринадцать правил постижения Торы. И тут мы можем увидеть, какими инструментами пользуется Талмуд, исследуя проблему и приближаясь к Истине.

Здесь Талмуд отмечает, что система их применения раби Акивой несколько отличалась от системы, которой пользовался раби Ишмаэль.

Как этот принцип действует на практике?

В Торе, допустим, сказано, что в определенной группе явлений действует некий закон, а потом приводится частность, мы говорим, что действие закона этой частностью и ограничивается. Но вот речь заходит о некоей общности, имеющей сходство с данной частностью. И тогда действие закона распространяется и на остальные составляющие этой общности.

В чем его смысл?

Сначала Тора расширяет действие закона на группу случаев. Потом сужает до одного случая. Затем снова распространяет его на все случаи данной группы, исключая тот, который по сравнению с остальными имеет существенные отличия.

В результате мы узнаем, что анализ различий между системами раби Ишмаэль и раби Акивы дает Талмуду возможность, объективно оценить позиции Учителей и убедиться, что их точки зрения представляют разные грани Истины.

Расположенный в четвертом (из шести) разделе Устной Торы, посвященном судебным законам и поискам Истины, трактат Шевуот анализирует проблемы, связанные с клятвами, которые даются в суде.

Может показаться странным, на первый взгляд, что для обсуждения лишь одной “детали” судопроизводства понадобился целый трактат в 49 листов. Но на самом деле...

Как известно, Тора включает в себя 365 запретов (заповедей “не делай”). Один запрет среди них стоит особняком. О клятве.

В тексте третьей из Десяти Заповедей сказано: “Не произноси Имени Всевышнего без надобности (или утверждая ложное), ибо не снимет (вину эту) Всевышний с того, кто произносит Имя Его попусту” (Шемот, гл. 20, ст. 7).

Устная Тора сообщает, что речь здесь идет, в первую очередь, о разного рода клятвах — таких, когда человек “клянется Именем Творца”.

Только об этом (из всех!) запрете говорится, что вина за его нарушение не снимается ни в нашем мире ни в будущем.

Ответ на этот вопрос помогает найти анализ самого слова “клятва”.

На иврите “клятва” — шевуа. Мы видим, что здесь тот же корень, что и в слове — шева (семь). Число шева несет в себе значение цели. Мир был сотворен именно за шесть дней, чтобы потом был день седьмой — Шаббат (суббота). В этом и состоит смысл сотворения мира — в победе(в условиях свободы выбора) над материальностью, что реально проявляется в соблюдении законов Шаббата.

И тогда ложная клятва (шевуат шекер) означает по сути — отрицание смысла существования мира. Тотальное отрицание смысла в Акте Сотворения мира (!). А если в тексте шевуат шекер упоминается еще и Имя Всевышнего...

Теперь понятно, почему вина за это не снимается. Ведь такая клятва эквивалентна отрицанию вообще — “всего”. То есть — утверждению, что “ничего нет”, а следовательно, нет и “объекта”, способного снять вину...

Понятно и другое: существование отдельного трактата Шевуот (в переводе на русский — клятвы, во множественном числе), в котором обсуждаются разные виды, тексты и способы принесения клятвы.

Отметим, что в Талмуде есть еще один трактат, который посвящен теме “ответственности за слово”. Он называется — Недарим (Обеты) и относится к другому разделу Устной Торы.

У нашего трактата — Шевуот есть еще одна особенность. Первая его Мишна, которой открывается первая глава, как можно было ожидать, начинается с темы шевуот — клятв, но тотчас же переходит к другим темам, которые по “внешним параметрам”, казалось бы, уводят нас к обсуждению совершенно других законов Торы. Однако между ними и основной задачей нашего трактата, безусловно, существуют внутренние связи, которые достаточно сложны, и их обсуждение выходит за рамки наших обзоров.

Непосредственно к теме клятв трактат вернется только в третьей главе.