Негев удалось коснуться самых потаенных струн в душах собеседников. На страницах книги мы знакомимся с обычными людьми - с недостатками и слабостями. Они раскрываются перед нами, делятся своими чувствами, страхами и размышлениями.

Ее книга - собрание ярких, живых портретов, каждый из которых, в сущности - краткая монография, написанная тонко чувствующим автором. Каждая «зарисовка» представляет собой не только информативную, но и литературную ценность.

В глобальном смысле вывод Аелет Негев не оригинален - литературное творчество рождается в попытках преобразовать в слова и образы мучительную боль. Но в ее интерпретации трагедии человеческих судеб, их душевные раны окрашены особыми оттенками романтики.

В детстве поэт Натан Альтерман заикался. Это усугубило его природную застенчивость, отгородило от мира сверстников. Взрослым мужчиной он, не в состоянии сделать выбор между двумя любимыми женщинами, ищет забвения в бесконечных пирушках в кафе «Касит». Глубокую рану наносит ему трагедия дочери, актрисы и поэтессы Тирцы Атар - она страдает тяжелым психическим расстройством… Болезненные переживания находят отражение в поэтическом творчестве Альтермана.

Популярная детская поэтесса Лея Голдберг так и не решилась на замужество. Ее одиночество скрашивает компания разведенной матери, а ее сознанию никогда не освободиться от размышлений о сумасшествии отца. Страх, что сумасшествие заложено в ней на генетическом уровне и может передаваться последующим поколениям, не позволяет Голдберг создать собственную семью. Именно этот страх, по всей видимости, заставляет поэтессу выбирать для своих стихов правильную, сбалансированную форму - символ отчаянной попытки удержать контроль над собственным сознанием.

Незаживающей раной тревожит Далию Рабикович постоянная боль потери близких. «Когда человек кончает с собой, вместе с собственной жизнью он уничтожает и часть души людей, которые его любят, - рассказывает она, не скрывая, что и сама пыталась свести счеты с жизнью. - Когда на меня наваливается депрессия, я превращаюсь в жухлый лист. Ничего не делаю, прячусь от всех, отключаю телефон. У меня совсем нет вол к жизни…».

Трудное детство в приемных семьях, непоколебимая уверенность в том, что покой и уединение - привилегии ночи, когда мир сбрасывает с себя бремя дневной суеты, привели к тому, что по ночам до раннего утра она бодрствует, чтобы потом провалиться в сон - до полудня.

Каждое сердце носит в себе боль. В своем последнем автобиографическом романе под названием «Повесть о любви и тьме» талантливый израильский прозаик Амос Оз рассказывает о том, что незадолго до его бар-мицвы в 1952 году его мать погибла, приняв слишком большую дозу болеутоляющих. Полвека он никогда и никому об этом не рассказывал…

С. Йизхар в автокатастрофе потерял брата, а четыре года спустя, сражаясь с британцами, погиб друг его детства.

Мать Аарона Аппельфельда, когда он был еще ребенком; была убита немцами в доме деда

Вернувшись в Газу после ссылки, Натан Зах тепло обнимается с Арафатом.

Далия Рабикович хочет предстать перед читателями противницей истэблишмента, борцом за мир в стране, чья культурная жизнь традиционно связана с Партией Труда.

Ронит Маталон разделяет позицию палестинских властей, и рассказывает о том, как еще в самом начале интифады навещала друзей в секторе Газы.

Впрочем, автор замечательных рассказов Орли Кастель-Блюм выражает растущую обеспокоенность террористическими атаками, и даже учит своих детей произносить молитву «Шма, Исраэль» - на случай, если они столкнутся с террористом-смертником. Однако общее положение дел от этого все равно не меняется.

Вероятно, большинство израильских писателей подавило в себе страхи обычных пассажиров автобусов, а в результате чисто человеческая способность ставить себя на место жертв террористических актов у них просто атрофировалась.

Политические и социальные взгляды многих израильских писателей идеально подходят для экспорта в Западную Европу, отождествляющую себя с палестинской стороной. Они совершенно оторваны от реальности израильских улиц и супермаркетов, где каждую минуту может прозвучать очередной взрыв. На фоне господствующих политических тенденций эти ставшие банальными жесты, включая поддержку палестинской стороны и одобрение интифады, перестают быть смелыми нонконформистскими эскападами.

Лея Голдберг связала свою жизнь с литературой в 15 лет.

Амос Оз, когда ему было всего пять лет вывесил на двери своей комнаты табличку с надписью «Амос Клауснер, писатель». «Я очень хотел произвести впечатление на девочек», - поведал он Негев.

Книга «Один на один с двадцатью израильскими писателями» предоставляет читателю возможность отправиться в путешествие по внутреннему миру писателя, заглянуть в самые отдаленные уголки его сознания, и исследовать извилистые тропы, прочерченные его пытливым пером.

Надо сказать, что израильские писатели охотно рассказывают о собственной жизни. Израильскую литературу изучают в университетах Израиля и США. Однако биографии местных авторов - редкость, и книга Негев содержит свежий, журналистский анализ, в котором бесспорно нуждается новая израильская культура.