Критики отнеслись к этому спектаклю по
Критики отнеслись к этому спектаклю по-разному. Не припоминаю
премьеры, чтобы по ее поводу высказывались столь полярные мнения. Что ж, и
театральная постановка «Азефа» - весьма необычна, как, собственно, и само
литературное произведение, по которому она поставлена. И не только постановка и
произведение...
ПРОВОКАЦИЯ ПРОВОКАТОРА
Михаль Арье, журналист
Здесь все - неординарно. Прежде всего - тема. Хотя и считается, что
событийный ряд ,
анализируя
произведения
искусства,
следует ставить на
последнее место. Ведь и из сущего «пустячка» можно сделать литературный или -
театральный и т.д. шедевр.
Усвоив этот урок, не будем пересказывать содержание постановки. Тем более что
сделать это практически
нереально.
Ибо в центре
всего действия - личность загадочная, непредсказуемая
(таким и
предстает перед публикой главный герой в исполнении актера Юрия Беляева).
И автор
спектакля (писатель и режиссер - в одном лице), Михаил Левитин, подчеркивая
«эксцентричность»
героя, не ставит перед собой цель дать разгадку.
Необычно и художественное оформление спектакля .
Все здесь
вызывающе
пестрит. Цветовая гамма
костюмов
(художник по костюмам - Т. Спасоломская), в которые
одеты актеры,
создает
атмосферу гнетущего хаоса.
Живописно
и странно
смотрятся
женщины. Жена Азефа (актриса Д. Белоусова) - в
травянисто-зеленых кружевах. А на ногах - отрезанные валенки. Незнакомка (И.
Богданова) «задрапирована» в дымчатые шелка. Кордебалет - в
ядовито
лимонном.
Соратник Азефа,
известный российский террорист и писатель, эсер Савинков (С.
Олексяк) - весь в красном, как будто кровью обагрен. Сам Азеф во всех
сценах - исключительно в белом... И над всем этим будто бы витает дух ленивого
декаданса
романсов Вертинского.
А в голове
крутятся слова - «лиловый
негр»,
«туманный
Сингапур». Эта
ассоциация подкрепляется вялой, никчемной какой-то, грацией женских персонажей,
бредовой идеей Азефа отправиться в далекую Австралию,
завершив в
России «государственной
важности» дела. Его «Австралия» - абстрактна, не более чем пустая и
неосуществимая мечта,
мираж.
А дела
«государственной важности» - убийство и предательство.
Но вот в общей неразберихе спектакля прорезается некая упорядоченность.
Зритель приходит в себя от шока первых сцен и начинает подозревать, что Левитин
эксплуатирует
провокативность личности Азефа, чтобы сказать зрителю, что накопилось в его
собственной, авторской душе.
Но - что же?
Это не лежит на поверхности. И говорить об авторском замысле с полной
определенностью, пожалуй,
невозможно.
Да и надо ли?..
Спектакль, быть может, именно тем и хорош, что будит творческое воображение
зрителя, заставляет его выстраивать собственные логические ряды, проводя
параллели между прошлым и современностью, современной реальностью и историей.
Отдаленной и не очень.
Это - как поэзия новой волны, когда тебе в руки, как ребенку, дают кубики, и
на каждой их плоскости начертаны многоплановые, емкие и универсальные
поэтические фразы. Играй, на здоровье - складывай отдельные фразы в любезные
твоему сердцу стихи.
Как когда-то в «Театре на Таганке», спектакль этот начинается «с вешалки» - с
фойе театра «Эрмитаж», которое до отказа заставлено фотографиями. Это - портреты
известных диктаторов и... клоунов. Намеренная параллель? Первая мысль
провоцирует вторую, заставляет задуматься: что, тиран - это тот же клоун? Что
подразумевает под этой визуальной метафорой режиссер?..
Представим, наконец, полное название спектакля - «Анатомический театр
инженера Евно Азефа». И сразу же снова возникают вопросы .
Почему -
«анатомический», да еще - «театр» (как в медицинском институте)? Почему -
«инженер»? Какое отношение имеет авантюрист и бандит - к технике? Что вкладывает
автор спектакля в эти понятия?..
Вопросов спектакль вообще рождает великое множество. И большинство из них
остается без ответа. Это просто превращается в нем как будто бы в своеобразный
художественный прием.
Чтобы хоть как-то разобраться в основных коллизиях спектакля, по возможности
приближенно воспринять авторские намеки, уточним, хотя бы
в общих чертах,
кем
же
был этот самый
Азеф - прототип главного персонажа пьесы.
Личность, как известно ,
это - не
вымышленная. И занимает свое, вполне определенное место в российской истории.
Цензоры разных времен настойчиво пытались стереть память о нем - знать, вызывал
нелицеприятные ассоциации. Но вот он, Азеф - опять выплыл. Свобода слова в
России открыла дорогу на поверхность. В России теперь даже изданы книги о нем:
«История одного предателя» Б. Николаевского,
документальный роман Р. Гуля «Азеф». А недавно увидели
свет - изданы отдельным томиком - письма Азефа. В охранку, друзьям, членам
семьи...
Итак, время, выдвинувшее Азефа в реестр «исторических личностей» - конец
позапрошлого (19-го) - самое начало прошлого (20-го) века. Партийная
принадлежность - эсер (партийная кличка - «товарищ Иван»). «Занимаемая
должность» - главарь группы боевиков-террористов, на практике осуществлявших
покушения на российских государственных деятелей (под его непосредственным
руководством было совершено более 30-ти террористических актов)
и -
платный агент
царской охранки, по совместительству. Национальность - еврей...
Скажем попутно, что, сочиняя пьесу, Левитину следовало бы, наверное, оставить
за ее рамками этот факт Азефовской биографии. Еврейская тема в представлении
российского зрителя до сих пор (ничего, по сути, не изменилось) числится в
списке принципиально опасных. А тут еще - «отягощающие обстоятельства». Ведь
Азеф-то - герой, мягко говоря, сомнительной репутации. Того гляди, закричат
юдофобы: «Вот они, евреи, Россию-матушку - продали!». С другой стороны, не ровен
час, и в антисемитизме обвинят - это, мол, он специально «гусей» дразнит...
Но Левитин еврейскую тему не опустил. Сознательно решился на роль
«канатоходца». Виртуозно прошел он по тончайшему канату, ни «тех», ни «этих»,
будем надеяться, не задев.
В реальности, не вызывая подозрений ни одной из сторон (одни - вынашивали и
реализовывали планы, прятались от возмездия, другие - искали и преследовали),
Азеф совмещал совершенно взаимоисключающие «должности»
в
течение целых
15-ти
лет (с 1893
по 1908 г.).
Пока не
предпринял журналистское расследование и не вывел «проходимца на чистую воду»
редактор дореволюционного российского журнала «Былое» Владимир Бурцев.
Однако
от расплаты
Азефу
удалось-таки
ускользнуть. С
фальшивым
паспортом
на руках
скрывался он до
самой кончины своей. Никто не достал его, не настиг. Так и почил в мире
естественной
смертью
в 1918-м...
Интересная вырисовывается биография, представляющая
богатейший
материал для творческих интерпретаций. И личность впечатляет: человек - без
каких бы то ни было принципов. Отпетый негодяй.
Но - так ли?..
Ведь
черно-белых жизней не бывает. В реальности любая оценка (в градациях от
положительного до отрицательного) зависит от конкретных обстоятельств.
Вот тут-то и нужна Левитину еврейская тема. От внимательного зрителя не
ускользнут детали, дополняющие образ террориста-эсера Азефа, частично, во всяком
случае, разъясняющие, откуда берется его «беспринципность». Биографический штрих
- Азеф воспитан в еврейском местечке в «черте оседлости». В его памяти свежи еще
воспоминания о погромах, когда страдали ни в чем не повинные люди... И еще:
вкраплениями еврейских мотивов Левитин подчеркивает - Азеф «своих» не предает, и
партия эсеров,
и полиция для
него в равной степени - «чужаки». В одном из эпизодов спектакля ему в лицо
бросают обвинение: «Как мог он предавать товарищей!». - «Убийц», - вносит
поправку Азеф.
Впрочем,
пусть «суд» над Евно
Азефом вершат историки. Нас же он интересует, в конце концов, лишь в качестве
объекта сценического исследования.
Интересно отметить, что сам автор старательно затушевывает собственное
отношение к герою своего произведения, как будто бы специально бросая вызов
толпе: понимайте, мол, как хотите. А может, Левитин, заостряя отдельные черты
характера героя, так и не составил общее впечатление о нем?
Ну уж, нет, Левитин - не из тех, кто выставит на всеобщее обозрение «сырую»,
недодуманную концепцию. Скорее всего, под личиной безразличия к главному
персонажу скрывается глубоко запрятанная симпатия. Как иначе расценивать факт,
что для воплощения образа Евно Азефа на сцене режиссер выбрал именно Юрия
Беляева? Беляева, внешне - по-мужски привлекательного. Тут Левитин нарочито
пренебрег исторической «фактурой» - ведь известно из воспоминаний современников
террориста, что реальный Азеф обладал внешностью едва ли не монстра... Хорошо,
пусть будет даже Беляев. Гримеры и костюмеры вполне могли бы превратить
записного красавца - в урода.
Но Левитин такими их услугами не воспользовался. Лишить персонажа обаяния?
Это было бы слишком просто и плоско. По ходу спектакля постепенно понимаешь, что
режиссер намеренно ставит зрителя в психологически сложную ситуацию. Приятная
внешность исполнителя роли не позволяет публике уже в начале действия вынести
персонажу суровый приговор. Приходится самим выуживать из канвы спектакля «за» и
«против», сосредоточенно складывая на чаши весов аргументы-метафоры.
Зритель в действе Левитина ни на минуту не остается «без дела». Его постоянно
втягивают в происходящее на сцене. Впрочем, «сцена» тут - понятие относительное.
Сценической площадкой становится вся территория зала. Только стены отгораживают
нас, актеров и зрителей, от остального мира. А по эту сторону от стен все мы -
участники единого театрального заговора.
Вот прямо в зал падает что-то большое и белое. Человек?.. Первая,
инстинктивная реакция публики - отпрянуть, чтобы не задело. Но это - всего лишь
легкий манекен в размер человека.
На сцене (применим все-таки привычные нам термины) - гротеск условности,
временами напоминающий провинциальный цирковой балаган, временами - театр
марионеток в стиле «Люди и куклы». Куклы, правда, не «полемизируют» с людьми, но
выступает здесь в роли «дублеров». Сам Азеф - то кукла, то человек. Это он
«тряпкой» в белом, в своем кукольном воплощении падает в зрительный зал. Такие,
всякий раз неожиданные, превращения героя из куклы в человека и - наоборот,
своеобразным «рефреном» проходят через все действие спектакля, как бы сшивая его
клочковатую ткань. Очень интересная режиссерская находка, позволяющая
значительно расширить границы ассоциативного (и эмоционального) зрительского
восприятия.
Азеф вступает в прямой контакт с публикой. Бегает по залу, ерничает - «Судить
меня пришли?!», «А сами-то вы - кто такие?».
И действительно... Провокационные вопросы Азефа, его «патетическая» фраза -
«Что заслуживает предательства?!», переворачивают все «с ног на голову».
Постепенно начинаешь понимать, что Азеф, как историческая личность, интересует
Левитина в минимальной степени. Недаром он ничуть не заботится об исторической
достоверности. Азеф в его произведении - не «подсудимый» ,
напротив -
некий «арбитр», «точка отсчета», «лакмусовая бумажка». А главный герой,
мировоззрение которого ставится в эпицентр всего действия пьесы, сидит в кресле
и «прикидывается» зрителем.
В сценическом столкновении обстоятельств жизни Азефа явно просматриваются
фрагменты гораздо более поздней российской истории. Вспомним хотя бы тот же
эпизод, в котором Бурцев рассказывает эсерам о предательстве Азефа. Бывшие
соратники возмущены, казалось бы. И тут же возникает идея оправдания. Под факты,
разъясняющие «проницательность» околоточных, подводится теоретическая база -
«Ряды партии следует чистить...».
И «провокатор» здесь - тоже не Азеф. Провокатор здесь - сам Михаил Левитин,
выставивший напоказ эдакого «шута», а в действительности - спровоцировавший
публику заглянуть в потаенные уголки собственного сознания. И еще... Впрочем
оставим глубинные догадки без уточнений...
Михаль Арье
журналист
|
