Он никогда не ждал, а тем более — никогда не требовал, чтобы ему оказывали уважение и почет. И всегда был очень благодарен за проявления заботы о нем и любви к нему. Возможно, еще и поэтому он постоянно был счастлив и оптимистичен…
ЗВОНОК СВЫШЕ
Ханох Теллер
Слишком правильный или витиеватый язык никогда не вызывал особого восхищения у моего отца Шломо-Меира Теллера. Мой языковый лексикон, который был признан администрацией колледжа и двумя другими уважаемыми университетами, никогда не производил на него впечатление. Когда он искал раввина для синагоги, которую он построил («Young Israel», г.
Стэнфорд, штат Коннектикут) — он искал искреннего «ученика Торы». И с недоверием относился к кандидату на раввинскую должность, если у него была слишком отшлифованная и напыщенная речь. Его чувствительная антенна улавливала прямых и искренних людей, в речи которых проскальзывали «йешивные» словечки, типа «мейле» и т.д.
Шломо-Меир Теллер ходил по улице с достоинством, приветствуя всех своей обаятельной улыбкой и милым подмигиванием. Никогда ни в своих начинаниях, ни в бизнесе он не терял чувства собственного достоинства и неизменно пользовался уважением, в том числе, и в деловом мире.
В своих делах он всегда шел верными, праведными путями. И вот тому один пример, который пересказал его сосед по лестничной клетке в районе Ар Ноф в Иерусалиме, когда мы сидели
шиву (семь траурных дней после похорон) по отцу.
Этот человек долгие годы снимал квартиру рядом с отцом, а потом ее хозяева решили ее продать, но у этого человека не оказалось достаточно денег на покупку этой квартиры. Один из моих сыновей хотел приобрести ее. Я очень радовался такому повороту событий: рядом с отцом всегда был бы внук, готовый помочь ему в любую минуту. Но отец решил по-другому. Он сказал, что сосед уже давно живет в этой квартире и имеет больше прав на ее приобретение. И не надо перебивать ему сделку.
Мы пытались переубедить отца. Ведь съемщику первому была предложена эта квартира, но он не сумел ее купить. А для нас — это находка.
Однако отец поступил по своему обыкновению: он активно действовал «за кулисами» и добился желаемого результата. С его помощью хозяин квартиры и ее арендатор договорились о цене. Когда ошеломленный сосед спросил отца, как ему это удалось, реб Шломо-Меир ответил ему, что за все годы в бизнесе он ни разу не обращался ни в
бет дин (раввинский суд), ни в гражданский суд, чтобы разрешить споры с другими людьми. Действительно, случались конфликты, но никогда не было необходимости обращаться к третьей стороне, чтобы уладить их. Его логика, мудрость, добрая воля, честность и доброжелательность всегда делали свое дело. Его искрометный юмор, уверен, тоже помогал в разрешении проблем.
После аншлюса (насильственное включение Австрии в состав Германии, 1938 год) Шломо-Меир Теллер сумел бежать из Вены. Двое детей, Шломо-Меир с сестрой (отцу тогда едва исполнилось 13 лет) оказались одни в Нью-Йорке. Шломо поставил перед собой цель — изучить английский и говорить на нем без акцента. Для этого он поступил в вечернюю школу при Колумбийском университете. Днем он работал, отдавая часть своей зарплаты сестре, чтобы она могла платить за квартиру. Так они жили, пока Шломо не призвали в армию США.
Это вновь привело его в места, где он родился и рос.
Думаю, он не был бравым солдатом, для этого ему не хватало отваги и бравады, но его интеллект и высокий уровень английского сыграли свою роль — его взяли в военную разведку. Он, среди прочего, использовал свое положение, чтобы помогать оказавшимся рядом евреям.
Его военная карьера неожиданно оборвалась. Находясь на службе, он пытался дать возможность евреям советской армии перейти в сектор, контролируемый США. Евреи советской армии очень хотели бежать из СССР, но, конечно же — со своими семьями. Тогда отец договорился с высшим начальством, и они обещали ему помочь. Но в тот день, когда евреи советской армии должны были перейти в сектор, контролируемый США, начальство отступилось от прежних заверений и объявило: «Только офицеры!».
Шломо-Меир был настолько возмущен и подавлен таким нечестным поведением, что уволился, прекратив работать на «дядю Сэма».
Следующая должность отца была в Джойнте. Там он работал с большим энтузиазмом, используя все свои знания и умения. В этой организации не было строгих ограничений на то, что он мог сделать для евреев и что не мог. И хотя в послевоенной Европе ничего не давалось легко, у отца было перед другими сотрудниками огромное преимущество — опыт работы в военной разведке. Он знал, например, где в Европе держат запасы армейского провианта, который можно было покупать и раздавать продукты многочисленным беженцам.
Его деятельность требовала выдержки, терпения, умения координировать действия многих людей. Но реб Шломо — справлялся. Ведь он, в конце концов, проходил тренировки, необходимые для проведения тайных операций.
Отец не любил говорить о себе и о работе, которой он занимался. О том, что он сделал для евреев Палестины, отчаянно боровшихся за свою независимость, я узнал совершенно случайно.
Однажды, когда мы в первый раз ехали с ним их Тель-Авива в Иерусалим, и я начал рассказывать ему об останках броневиков, которые стояли (и стоят до сих пор) вдоль дороги напоминанием о войне за Независимость, он посмотрел на меня и сказал: «Это ты объясняешь мне? Да это я привез сюда этот транспорт!».
Оказалось, что в те годы он добывал и отправлял в Палестину, а иногда — привозил сам технику, палатки и многое другое, в чем нуждались там еврейские жители.
Дела отца говорили громче всяких слов. Сам он не любил рассказывать о том, что делал для других.
Шломо-Меир Теллер никогда не стоял в стороне, когда другие отстаивали близкие ему идеалы и позиции. Однажды — это было приблизительно 45 лет назад — в небольшом городке, расположенном неподалеку от места, где жил отец, решили провести ежегодный карнавал в тот день, который по еврейскому календарю совпадал с Девятым Ава.
Сэм Шошан (в те годы — известная фигура в Лиге Защиты евреев) сказал, что необходимо против этого протестовать. Отец, разумеется, присоединился к акции протеста. На эту акцию ехала вереница автомобилей. По дороге машины отставали одна за другой. В результате к «финишу» пришел только Шломо Теллер. Он высоко держал свой плакат и пикетировал каждую приезжающую на карнавал машину. Это, наверное, трудно себе представить, но он, в одиночку, действительно расстроил мероприятие.
Отец не стеснялся звонить незнакомым людям, если надо было, к примеру, дополнить
миньян. Некоторые «абоненты» занимали высокие должности, и не привыкли к тому, чтобы кто-то диктовал им, что делать и как поступать. «Кто Вы такой?», — возмущенно, бывало, спрашивали они. И Шломо-Меир всегда находил ответ — обезоруживающий и обеспечивающий их присутствие.
Большое событие в жизни моего отца произошло в 1976 году, когда
йешива «Бейт Биньямин» переехала в Стэнфорд. В тот же день отец продал наш дом и купил квартиру в Стэнфорде, рядом с
йешивой. Он проводил там по многу часов, стараясь наверстать упущенное время. Руководству
йешивы он сказал, что они могут располагать им во всем, и буквально за день стал правой рукой главы
йешивы рава Давида-Гирша Мейера. Рав Мейер рассказал отцу, что ученики
йешивы пришли из богобоязненных семей, где изучают Тору, но денег у них нет. И отец взялся за сбор средств для
йешивы.
Он был успешен и в этом. И тогда и потом. Годы спустя, когда мы жили уже в Иерусалиме, он собирал деньги для организации «Томхей Шаббат» в Ар Нофе. Помню, несколько лет подряд отец не приезжал к нам (моя семья жила в другом районе Иерусалима) на трапезу в Пурим. Потому что не хотел упустить хорошую возможность, зная, что в этот день евреи охотно дают
цедаку (пожертвование) для йешив и религиозных организаций. К тому времени он уже овдовел, и отказ от праздничной трапезы с сыном и внуками означал, что он, скорее всего, будет сидеть за столом в одиночестве. Но он никогда не ставил собственные интересы выше интересов общины.
Все, что отец делал для йешивы, да и вообще — все в жизни, он делал от всего сердца и с полной отдачей сил. И если, несмотря на все усилия, какой-нибудь проект не удавался — он шел дальше, не оглядываясь назад. Он знал, что сделал все, что мог, но результат, так или иначе — в руках Всевышнего.
Помощь окружающим неизменно входила в число главных жизненных приоритетов Шломо Теллера.
Однажды его машина сломалась недалеко от Ар Нофа, и он позвал механика. Механик определил, что в автомобиле надо заменить аккумулятор. В мастерской, когда он платил за необходимую деталь, мастер предложил ему купить еще и два кабеля для зарядки аккумулятора.
— Зачем мне нужны эти кабели? — резонно спросил Шломо-Меир.
— Они могут пригодиться, если вы захотите кому-то помочь зарядить аккумулятор, — ответил механик.
Отец не мог отказаться от потенциальной возможности кому-то помочь и купил эти кабели.
В Стэнфордской йешиве его любили все — и руководитель
йешивы, и учителя, и ученики. Учащиеся часто приходили к моим родителям, где их всегда ждал обед. Когда отцу поручили провести его первые уроки — радовалась вся
йешива. По этому поводу здесь устроили праздник. Наняли музыкальный ансамбль, и на нескольких столах разложили легкие закуски. Зазвучала музыка — и все, включая моего отца, пустились в пляс.
Это было началом. Работа в йешиве вскоре стала его основным занятием. До этого его ежедневный распорядок был таким: днем — изучение Торы в Манхеттене, вечером он приходил в
йешиву, а если получалось — на несколько минут забегал в офис.
Именно в тот период Шломо-Меир Теллер впервые в жизни пропустил телефонный звонок.
В 1980-е годы телефон в любом бизнесе был одним из основных инструментов. И в бизнесе отца (он занимался оптовой продажей текстиля и одежды), разумеется — тоже. С покупателями встречались в выставочном зале (в те дни мой отец был одним из очень немногих, кто приходил в выставочный зал в кипе). Но все дела по бизнесу велись по телефону. Не было случая, чтобы телефон зазвонил, а отец не взял трубку. Потому что знал, что, возможно, получит по телефону важный заказ или информацию от компании, занимающейся перевозкой грузов. Возможно, банковский служащий что-то ему сообщит по поводу кредита и т.д.
Но однажды, когда отец сидел в конторе за столом перед открытым Талмудом, он был настолько увлечен дискуссией наших Учителей, что не услышал телефонный звонок, хотя аппарат находился буквально в полутора метрах от него.
Это была точка перехода, точка метаморфозы. В эту минуту изучение Торы, служение Всевышнему — окончательно стало главным делом его жизни.
Говорят, что в момент, когда в человеке просыпается побуждение выполнить заповедь — это звонок Свыше. И если он пренебрежет этим звонком — «Небесный телефон» может больше не зазвонить…
Но отец отчетливо услышал этот «звонок». И на следующий же день начал сворачивать (не продавать!) свой бизнес. А взамен, как оказалось — получил два десятилетия ежедневных и полноценных занятий Торой.
Многие отмечали, что ребе Шломо-Меир вел и завершил достойную жизнь — точно зная, что хочет, никогда не испытывая сожалений по поводу своего выбора.
Вспоминаю летний день. Отец сидит на веранде и ест творог (обыкновенный творог, без всяких фруктовых добавок). Вдруг, слышу его слова — «Я не заслуживаю этого!».
Меня, признаться, удивило такое высказывание. Ведь я знал, что отец испытал в жизни немало лишений, строил свою жизнь по кирпичику, не имея никакой поддержки от родителей, что для многих людей — обычное дело. А он считал, что обыкновенный творог на завтрак — большой дар, больший, чем он заслуживает.
Те же чувства вызывали у него радостные семейные события. Он никогда не ждал, а тем более — никогда не требовал, чтобы ему оказывали уважение и почет. И всегда был очень благодарен за проявления заботы о нем и любви к нему. Возможно, еще и поэтому он постоянно был счастлив и оптимистичен…
Последние восемь дней своей жизни он провел в больнице. Силы оставляли его, и он не мог говорить. Но неизменно благодарил каждую медсестру, которая приходила, чтобы сделать ему инъекцию или что-то другое. «Как вы, реб Шломо?», — спрашивали его. И он отвечал едва слышным, слабым голосом: «Отлично».
…Это была последняя пятница в его жизни. Уходя из его палаты, я пожелал ему «гут шабес». Он открыл глаза и в последний раз в жизни чуть подмигнул и улыбнулся, давая мне понять, что услышал мое пожелание.
Палата для сердечных больных — какофония звуков. Но в тот момент из океана разных звуков для меня настал момент тишины. Всю мою жизнь я буду хранить в памяти этот момент — последнее прощание моего отца.
Он оставил этот мир, найдя все, что искал в нем —
Эрец Исраэль, где он, в окружении внуков, мог парить на крыльях изучения Торы…
Ханох Теллер,
известный
писатель, автор более 40 книг, две из них
переведены и на русский язык,
популярный лектор и
Учитель Торы.
Живет в
Иерусалиме
|