—
А что это вы — с палочкой? — не дав мне и рот раскрыть, вопрошает хозяин
кабинета.
Такой прием для меня — полная неожиданность.
— Что ж… Сначала — обследование, — заключает он.
— Да мне, собственно… интервью… — смутившись, бормочу я.
Но Илизаров меня уже не слышит. Он звонит по внутреннему телефону, вызывая
необходимых в таких случаях сотрудников. Главное для него — работа, профессия, а
разговоры… Все «посторонние» разговоры — потом…
Моя специализация — «художественное творчество масс». И к великому «чародею»
ортопедии я «записалась на прием» исключительно потому, что он, как стало
известно — большой энтузиаст и покровитель художественной самодеятельности и
рьяно содействует тому, чтобы и артистические таланты сотрудников вверенного ему
медицинского учреждения не оставались втуне.
…Когда меня вернули в его кабинет, он, как Наполеон перед решающей битвой,
скрестив руки, стоял посредине комнаты и задумчиво всматривался в мои
развешенные по стенам, вставленные в специальные экраны рентгеновские снимки.
Что ж, с вами все ясно, — говорит он, обернувшись на стук входной двери. —
Могу предложить такую операцию… Будете как новенькая. Еще и замуж выдадим… Там,
у себя в Москве, возьмете письменное разрешение главного ортопеда России. А мы,
как только эту бумагу получим — поставим вас на очередь. Еще годика два придется
потерпеть…
Для Гавриила Абрамовича Илизарова строгая очередность осуществления операций,
как рассказали мне его ближайшие помощники — один из самых незыблемых принципов.
Исключений тут не было, и быть не могло. Понятия «по блату» или «по протекции
близких родственников-коллег» ученый из своего словаря за ненадобностью —
вычеркнул. Как-то раз к нему обратился один из ведущих ортопедов-хирургов его
клиники и попросил как можно скорее прооперировать сестру — девушка очень
страдала от болей.
— При всем к тебе уважении и сочувствии, ничем не могу помочь, — ответил на
это Гавриил Абрамович. — Прооперируем в назначенный срок. К нам просто так, из
блажи, не приезжают…
За исцелением к знаменитому Илизарову приезжали не только со всего Советского
Союза (до полного развала империи он не дожил), но и — из всех стран мира.
— Так вы, стало быть, художественным творчеством нашего персонала
интересуетесь? — оживленно спросил Гавриил Абрамович, завершив разговор на
медицинскую тему. — Вы даже не представляете себе, сколько у нас талантов! И хор
у нас есть и прекрасные солисты, и танцевальный коллектив, и свой драматический
театр… Работа у нас — напряженная, трудная. Людям разрядка нужна. Считаю, что
лучшего отдыха, лучшей возможности восстановить душевное равновесие, чем
причастность к искусству — и не придумаешь. А вот против участия работников
института в разных там олимпиадах, спартакиадах и забегах — всегда возражаю. О
профессиональных спортсменах и говорить не хочу. Все они, за редчайшими
исключениями, в потенциале — пациенты нашей клиники. Кости человека рассчитаны
на определенные физические нагрузки. Преодоление пределов чревато серьезными
заболеваниями…
Мне повезло: назавтра в честь окончания международной конференции
травматологов, которая совпала с моей командировкой и проходила в актовом зале
центральной курганской гостиницы, сотрудники клиники, собственными силами,
давали концерт. Для рядовых участников слета, разумеется. Для академиков,
профессоров и министерского начальства по заранее намеченному плану в ресторане
той же гостиницы устраивали прощальный банкет.
Я, понятное дело, не упустила возможность увидеть таланты медиков в действии.
Место мне выделили в первом ряду. Неподалеку, через несколько стульев, сел «сам»
(как называли Илизарова подчиненные). В перерыве между концертными номерами в
зал проскользнула сотрудница, ответственная за проведение банкета.
— Гавриил Абрамович! — трагическим тоном прошептала она, приблизившись к
Илизарову. — Неудобно же! Все собрались, а директор института — отсутствует?!
— Передайте, чтобы не ждали… — коротко отрезал он. — Если надо решить
какие-то проблемы — в рабочее время, пожалуйста. Выпить могут и без меня. А
теперь, прошу — не мешайте…
«Закулисные переговоры в неформальной обстановке» Илизарова, как видно,
совсем не интересовали. Как и то, впрочем, что о нем подумают «высокие»
чиновники из Москвы и зарубежная профессура.
Когда концерт закончился, Гавриил Абрамович, ни на секунду не задержавшись,
прошествовал мимо банкетного зала, вышел на улицу, сел в машину и уехал домой…
Забегая вперед, сразу скажу, что оперироваться у Илизарова мне не довелось.
— Что?.. К Илизарову?.. — брови «вершителя судеб», к которому я пришла за
разрешением лечиться в Кургане, в явно напускном удивлении поползли вверх. — Вы
еще так молоды… Я просто не вправе отдать вас в руки этого шарлатана. Да и зачем
он вам? У нас в Москве — лучшие специалисты…
Характерно, что такая «оценка медицинской квалификации» прозвучала из уст
коллеги Илизарова — начальства высокого ранга — в то время, когда Гавриил
Абрамович, уже не один год, возглавлял Курганский научно-исследовательский
институт экспериментальной и клинической ортопедии и травматологии. В то время,
когда его научные открытия давно уже были официально признаны и отмечены высшими
наградами, а многие из них — внедрены в практику не только илизаровской клиники,
но и ряда других медицинских учреждений страны Советов и за рубежом. И
объяснялось это, мягко говоря, «запоздалое неприятие» — прочно въевшейся во все
сферы советской жизни привычкой бюрократии «не пущать», «перекрывать кислород»
всему новому и прогрессивному, дабы сохранить за собой теплые, насиженные места
в кабинетах. Ну, и профессиональной завистью, конечно же. И еще. Причислявшая
себя к «профессиональной элите» группа, вскарабкавшаяся в своей отрасли к
вершинам власти, не желала и близко подпускать к своему кругу «выскочек» и
«чужаков». Тем более, таких, как Илизаров — самодостаточных, «чрезмерно»
талантливых и «непокорных». Страшно представить, что пришлось пережить
«курганскому лекарю», чтобы получить право на реализацию своих идей и
изобретений в период, когда он еще не был ни академиком, ни Героем труда, наград
не имел и только начинал восхождение к успеху. Для этого, поистине, надо было
обладать недюжинным упорством и сердцем из самого прочного сплава. Упорства
Гавриилу Абрамовичу хватило бы, по крайней мере, на сотню новаторов. Но вот —
сердце… Сердце, в конце концов, не выдержало. Он покинул этот мир слишком рано —
едва пережив рубеж своего семидесятилетия.
К «элите» Илизаров и в самом деле никогда не принадлежал. Он родился (15 июня
1921 г.) и вырос в провинциальном городке сельского типа на дагестанской границе
(городок назывался Кусары). В многодетной и очень бедной еврейской семье. В
школу ходить времени не было. С малых лет он зарабатывал на хлеб тем, что пас
соседский скот. А это — работа с раннего утра до позднего вечера. Неведомо, как
сложилась бы его судьба, если бы не настигла его в юношестве тяжкая болезнь.
Жизнь пастуха висела на волоске. Спас местный фельдшер-умелец. И этим произвел
на парня неизгладимое впечатление — он твердо решил стать лекарем. Гавриил засел
за учебники. Природная одаренность и настойчивость помогли наверстать упущенное
— вскоре его зачислили студентом медицинского рабфака.
Он окончил Крымский медицинский институт и в 1944 году попал по распределению
в Курганскую область — врачом «на все руки» в районной больничке. Потом —
перебрался и в областную столицу, которую позднее прославил на весь белый свет.
Проблемы лечения костных травм интересовали его еще в период учебы в
институте. Тогда же появились и первые оригинальные идеи. Но исследованиями,
изобретательством и экспериментированием (на собственные средства и в свободное
от работы время) он занялся всерьез, когда стал квалифицированным врачом. Идеи
приобретали реальные очертания, оформились в уникальную методику. Построенный им
в 1951 году аппарат казался «волшебной машиной» из сказки — он удлинял
конечности, исправлял врожденные и приобретенные в результате травм дефекты.
В «верхах» совершенно новые илизаровские методики не утвердили — никого не
интересовали ни судьбы больных, ни эффективность «волшебного» аппарата. Нет
ничего неподвластного «ведущим специалистам» страны. И — точка. А Илизаров… Да
кто он такой?..
Но люди, страдающие заболеванием костей и суставов, готовы поверить даже в
сказки. Особенно — если они уже получили от тех самых «ведущих специалистов»
неутешительный приговор. Прослышав о «кудеснике», больные потянулись в Курган.
Жалея людей, Илизаров, договорившись с местными властями и руководством
областной больницы, начал внедрять свои методы в «полу подпольную» практику.
Неизвестно, сколько лет длилось бы спасение людей «под дамокловым мечом»,
если бы не помог случай. К Гавриилу Абрамовичу привезли «звезду» советского
спорта Валерия Брумеля, в недавнем прошлом побивавшего мировые рекорды по
прыжкам в высоту. Брумель получил серьезную травму и прибыл к «провинциальному
чародею» на «каталке», в тяжелейшем состоянии.
Из Кургана Валерий Брумель уезжал «на своих ногах», вдохновленный реальной
надеждой на новые спортивные достижения. Весть об этом облетела весь мир —
советская и зарубежная пресса на разные лады писала о «беспрецедентной победе
Брумеля над собственной судьбой» и о «волшебнике» из Кургана.
«Отмалчиваться» в такой ситуации чиновникам Министерства здравоохранения
становилось все трудней и трудней. Из «двух зол» те, от кого зависело решение,
выбрали «лучшее» — взяли деятельность Гавриила Абрамовича под свой контроль.
Долгие месяцы ушли на проверки и всякого рода инспекции. В 1965 году приказом
Министерства здравоохранения методики Илизарова были официально объявлены —
«новым направлением в ортопедии».
Признание поневоле, конечно же, не исключало травлю исподтишка. Но навредить
«упрямому» доктору, перед которым открылась «зеленая улица», было теперь очень
непросто.
Он
настойчиво, по прямой (обходных путей Илизаров никогда не искал), шел к
намеченной цели. Помогало и ощущение, что старался не для себя, не для личного
благополучия и не ради карьеры (слово «карьера» в личном словаре Гавриила
Абрамовича — тоже не значилось). Во всем, что он делал, великий ортопед
преследовал лишь высокие, благородные цели — поставить на ноги, излечить и
сделать счастливыми как можно большее число людей. Работал, насколько хватало
сил. Начинал в 8 утра, а заканчивал, бывало, и в 2 часа ночи. Не жалея столь
драгоценного времени и не опасаясь «конкуренции», обучал всему, что умел сам,
других врачей (сегодня его методом владеют более 10 процентов российских и
зарубежных травматологов). По собственной инициативе отчасти —