Трактат начинается с Мишны, которая задает тон всей первой главе:

В тексте, как видим, в концентрированном виде дается довольно обширная информация. Двое не просто спорят о талите (кстати, талит здесь, естественно, - лишь пример какого бы то ни было имущества). Оба утверждают, что нашли его. И каждый говорит, что весь он принадлежит ему. То есть имеется в виду, что каждый из вступивших в спор мужчин полагает, что нашел талит раньше другого.

Мы понимаем из текста, что свидетелей (в количестве - не менее двух) на “месте происшествия” не было. Иначе не возникла бы необходимость произносить клятву.

Кстати, о клятве. Наверное, читатель обратил внимание на необычную формулу клятвы: только что человек утверждал - “весь он - мой”, а клянется в том, что ему принадлежит не менее половины найденной вещи.

Эта формула выражает необычайно осторожное отношение к слову. Ведь, если оба клянутся, что завладели вещью целиком, мы с гарантией можем говорить о том, что один из этих людей дает ложную клятву.

Гемара (Талмуд) углубляется в анализ текста Мишны. И выдвигает вопрос: почему здесь не сказано просто - один говорит: “я нашел талит, и он целиком мой”, и другой говорит: “я нашел талит, и он целиком мой”?

В одном из объяснений, которое предлагает Гемара, внимание фокусируется на лексической “неточности” слова нашел. В данном случае оно может использоваться в двух значениях: “увидел” и “взял” в руки. Чтобы отделить обсуждение ситуации (каким способом нашел), от утверждения - “предмет полностью (или его часть) принадлежит мне”, Мишна расщепляет фразу.

Есть и второе объяснение.

В двух фразах, высказанных каждым из оспаривающих свое право на вещь, речь идет о двух разных ситуациях. В первой (“я нашел”), действительно, говорится о том, что вещь найдена. Оба действующих лица нашли данный предмет. Со второй фразой (“он полностью мой”) - иначе. Она может предполагать, что “найденная” вещь была предметом торговли. Оба человека умудрились отдать деньги за одну и ту же вещь, а продавец не помнит, кто был ее первым покупателем.

Далее Гемара делает психологический экскурс во внутренний мир человека.

Может ли случиться такое, чтобы один из “конкурентов” сознательно лгал, утверждая - “я нашел” или - “все - мое”?

И Гемара рисует такую возможность. Некто находит вещь (в данном случае - талит). Другой думает: эта вещь досталась ему просто так, вроде бы, и не заслуженно. И вообще у него много вещей. А у меня - мало. Пойду и тоже схвачу ее. И буду требовать себе. В конце концов, тот же не заработал эту вещь, а - нашел...

Вероятность подобного рассуждения существует и в случае “все - мое”. Человек платит за вещь, а она у продавца - в единственном экземпляре. Другой размышляет: эта самая вещь мне очень нужна. Найду-ка я способ всучить деньги продавцу, и заберу ее себе. А первый?.. Он же получит свои деньги обратно (дескать, в результате деньги я у него не украду)!.. Пусть найдет такую вещь где-нибудь в другом месте. А я уже буду такой вещью владеть...

Мишна, по сути, в одной фразе определяет две базовые ситуации, - заключает Гемара. И продолжает: поэтому здесь вводится обязательная клятва, чтобы уменьшить вероятность нечестных поступков.

В конце предыдущего листа Гемара поднимает такой вопрос: может ли быть, чтобы наша Мишна противоречила принципам, изложенным учеником раби Меира - Сумхосом?

Сумхос говорил: спорное имущество надо делить, не требуя клятвы, чтобы лишний раз не ставить человека в такое положение, когда он способен поклясться во лжи.

Гемара не может просто так оставить этот вопрос без ответа. Хотя бы потому, что Сумхос был близок к раби Меиру, который по сути сформулировал почти весь текст Мишны - всех ее шести разделов.

И Гемара, вскрывая интересную грань Истины, отвечает: действительно, надо стараться избегать клятв, даже в таком случае, который приводится в Мишне. Но Учителя (в виде исключения) от своего имени приняли особое постановление: чтобы остановить человека, который допускает в своем поведении “моральные послабления” и может завладеть имуществом другого, нужно требовать клятвы.

И получается, что между принципом Сумхоса и Мишной никакого противоречия нет.

На этот раз раби Йоси (он, как и раби Меир, был учеником великого раби Акивы) высказывает новое возражение: даже если мы вводим клятву, что теряет нечестный человек? Он “схватит” чужое, даст клятву только на половину и будет вполне удовлетворен тем, что сумел приобрести.

Поэтому раби Йоси предлагает: пусть в спорных случаях найденные вещи остаются в суде; тогда нечестному человеку не будет смысла забирать чужое.

Раби Йоси был бы совершенно прав, - отвечает на это Гемара, - если бы мы точно знали, что один из двух - нечестный человек. Но в нашем случае весьма велика вероятность, что оба нашли вещь одновременно (или оба за одну и ту же вещь действительно заплатили продавцу).

Почему Мишна приводит маловажную, казалось бы, подробность, что они держатся именно “за края”? Какая информация заключена в этом?

И тут Гемара от имени раби Хии, который был учеником раби Иегуды а-Наси (редактора Мишны), приводит такой закон: Один человек говорит другому - ты мне должен сто шекелей; а тот отвечает - ничего я тебе не должен; приходят свидетели и говорят, что “ответчик” должен пятьдесят; он обязан, естественно вернуть пятьдесят шекелей и при этом поклясться, что оставшиеся пятьдесят он не должен.

Этот закон совсем не так прост, как может показаться. Ведь мы помним, что еврейский закон очень бережно относится к каждому произнесенному слову и не требует без особых причин произносить клятву.

В самом деле: свидетели подтвердили, что “ответчик” должен только половину от требуемой суммы (50 шекелей). Так почему же возникает необходимость клятвой подтверждать, что еще 50 шекелей не входят в сумму долга?

Отметим, что в Торе есть другой, весьма интересный закон. Если кто-то взял деньги в долг или вещь - в залог, а потом, когда кредитор (хозяин) предъявит свои претензии, и должник заявит, что справедлива лишь часть его требования, он отдает эту часть, а об остальном - должен поклясться (книга Шемот, гл. 22, ст. 8).

Раби Хия признание должника о части долга (должен, скажем, только 50 шекелей) и показания свидетелей, что он должен как раз эти 50 шекелей, - уравнивает. Тора требует давать клятву только в случае, когда человек сам признается... Но могут ли свидетельские показания “весить” меньше, чем “добровольное признание” самого должника? Ведь в других ситуациях только на основании свидетельств в суде могли приговорить к смертной казни!

Это - сложный вопрос. Гемара приводит доводы “за” и “против”.

Так или иначе, Гемара устанавливает связь логики раби Хии с текстом нашей Мишны. Нет, не случайно в Мишне говорится, что оба держались за края талита. Этим подчеркивается, что мы (допустим, в суде) видим и можем свидетельствовать, что какая-то часть вещи уже находится в руках каждого, оспаривающего свое право на нее. И это напоминает ситуацию, когда один требует 100 шекелей, а другой говорит - “вот тебе 50”.

Так и здесь, в Мишне. Один человек требует себе вещь полностью. Другой, как бы, все отрицает. Но мы свидетельствуем, что часть этого талита принадлежит первому человеку. То есть, смысл нашего свидетельства такова: доля правды в словах первого человека есть. И тогда, как следует из высказывания раби Хии, второй должен поклясться относительно оставшейся части.

Мы излагаем все это в упрощенной форме. В тексте Талмуда много тонких рассуждений о разных гранях Истины, заключенных в подходе к проблеме раби Хии.

Гемара, казалось бы, нашла полное обоснование клятвы в нашей Мишне (из слов раби Хии и при поддержке закона Торы моде ба-микцат - признающий часть требований).

Но рав Шешет (амора - Учитель Талмуда конца 3-го века, о котором говорили, что его логика крепче железа и который повторял весь текст Мишны и сопутствующие законы каждые 30 дней) предложил все же еще более тонко проанализировать ситуацию. Ведь, когда человек говорит (как в Торе): “вот это - бери” и потому должен поклясться относительно оставшейся части, он еще ничего не отдал. Он только признал факт. Здесь же, ситуация, пусть не намного, но все-таки - другая: он не говорит - “бери”, часть имущества (талита) уже находится в руках первого. Так вот, - говорит рав Шешет, - когда часть того, что требуют, немедленно отдается (или, как в Мишне, уже принадлежит предъявляющему претензию) - это не слишком похоже на ситуацию, приведенную в Торе. А поэтому вовсе не очевидно, почему Мишна требует клятвы.

И действительно, закон (ѓалаха) в Шульхан Арухе, того, кто немедленно, на месте, отдает часть востребованного имущества (долга), в основном освобождает от клятвы насчет остального. Как же быть с нашей Мишной?

Гемара открывает новую серию логических построений.

Допустим, некто (истец) по этой бумаге требует, чтобы должник (ответчик) вернул ему пять тысяч. Ответчик же утверждает, что должен истцу лишь три тысячи.

Гемара приводит две грани Истины. Она из них высказана раби Шимоном бен Элазаром, который говорит: это напоминает закон моде ба-микцат (о признающем часть иска). Согласно этому закону, ответчик отдает три тысячи и клянется, что еще две в сумму долга не входят.

Фактически, ответчик делает истцу “подарок”, - говорит раби Акива, - Ведь он мог утверждать, что должен две тысячи (не три, как он признал). Дело здесь в том, что слово “тысячи” указывает на сумму - не менее двух тысяч. Так что ответчик мог бы признать по минимуму.

Не наказывают клятвой того, кто “сделал подарок”, - продолжает раби Акива, - точнее - как бы “вернул утраченное”. Можно считать, что истец никогда не увидел бы эту тысячу (сверх двух), если бы ответчик сам не включил ее в сумму своего долга.

Ѓалаха следует логике раби Акивы. И мы видим, что признание части долга может освобождать от клятвы. Однако здесь вновь возникают трудности с Мишной, которая требует клятвы. Как быть?..

Гемара, как это часто бывает в Талмуде, временно оставляет эту проблему и рассматривает вопрос, связанный с ней лишь косвенно: можем ли мы вообще доверять человеку, точнее - его клятве, если сам факт, что он должен поклясться, возможно, - следствие его отрицания правды? Ведь нельзя совершенно исключить вероятность того, что ответчик солгал.

Гемара рассматривает конкретный случай, который произошел в те времена.

Некий пастух принял от владельцев овец, чтобы вывести их на пастбище. Вечером, когда хозяева скота потребовали вернуть животных, он заявил, что в этот день вообще не собирал стадо.

Раби Зейра (амора - Учитель Талмуда в Вавилонии; 4 век) сказал: “Принцип раби Хии (см. Лист 3) указывает: пастух должен поклясться, что не принимал в этот день остальных животных”.

Ответил ему Абайе (один из самых великих Учителей Талмуда конца 4-го века): “Как этот человек может давать клятву? Ведь он - просто вор!”.

Раби Зейра уточняет: “В случае, если свидетели (частично) уличили пастуха, хозяева животных обязаны дать клятву”.

Принцип, когда клятву дает не ответчик, а - истец, существует в законах Торы. Он предусматривает ситуацию, когда клятву должен бы дать ответчик, но ему не доверяют (скажем, в прошлом он давал ложную клятву и был в этом уличен)...

Этот рассказ помогает разобраться в проблеме, которая анализируется в предыдущих листах, ибо подводит к такой идее: когда двое держатся за талит, и каждый клянется, возможно, они дают клятву не за себя (что не просто), а “вместо” другой стороны.

Однако, даже если учесть эту идею, логическое построение все равно остается достаточно зыбким. А потому пока мы не можем утверждать, что смысл Мишны нам ясен. Гемаре потребуется еще несколько попыток, чтобы избрать логические подходы к углубленному пониманию Мишны.

Тут, уточняет Гемара, другая ситуация: первый человек не уверен, вернул ли ему долг второй человек, и схватил талит - «на всякий случай».

Казалось бы, жертвовать имущество на общественные нужды - благородное дело. Но какова должна быть степень уверенности, что ты отдаешь свое?

Гемара тонко исследует человеческую психологию. Конкретно - «точки пересечения» альтруизма с эгоизмом. В ситуации, когда человек говорит: «это - мое, но я отдаю это товарищу, или, как говорилось при обсуждении листа 7 - Всевышнему»...

К примеру, человек привел найденного осла за узду или приехал верхом на потерявшемся верблюде... Если кто-то станет оспаривать его право на этого осла или на этого верблюда, в глазах судей такие способы присвоения потеряют в «весе», ибо они не рассматриваются как вполне традиционные.