В нашей недельной главе рассматривается
очень важная тема, тема раскаяния и тешувы
(возвращение на пути, указанные Всевышним).
И в тексте Торы об этом читаем: «Мужчина или
женщина, если совершит какое-либо
прегрешение, являя неверность Всевышнему, и
ощутит человек свою вину, пусть признается
в своем прегрешении, которое совершили» (Бамидбар,
гл. 5, ст. 6-7).
Рамбам (великий Учитель, комментатор
Мишны и составитель полного кодекса
еврейских законов Мишне Тора;
Испания – Египет, 12 век) в своем
фундаментальном труде Мишне Тора
уделяет этой теме очень много внимания.
Человек, совершивший прегрешение и
признавший свою ошибку, — пишет он о людях,
решивших совершить тешуву, — с этого
самого момента не должен повторять впредь
те действия, которые привели его к
нарушению. Для этого ему следует «объявить
войну» той или иной дурной наклонности,
целенаправленно, усилиями разума, «выкорчевывая»
ее из своих помыслов, а в сердце — принять
решение никогда больше не совершать таких
проступков. И если его решение непоколебимо
и искренне, Творец, который знает все
секреты сердец, увидит, что этот человек
прошлых ошибок теперь не допустит (раздел «Законы
тешувы», гл. 2).
В Вавилонском Талмуде (трактат Кидушин,
лист 49) сила и возможности тешувы
проиллюстрированы на интересном примере.
Некто предложил женщине выйти за него
замуж и аргументировал это предложение не
чем-нибудь, а праведностью. Своей,
разумеется. Так и сказал: «Выходи за меня
замуж, ибо я — праведник». Его праведность и
стала условием посвящения женщины ему в
жены во время брачной церемонии — хупы.
— Ты посвящена мне на основании того, что
я праведник, — торжественно объявил жених,
стоя под хупой, в присутствии раввина,
при свидетелях и большом стечении народа.
Даже если потом выяснится, что
новобрачный в прошлом был весьма далек от
праведности, хупа считается —
состоявшейся, а этот человек — женатым.
Но как такое может быть? Ведь поставлено
условие,- что жених — праведник. Если оно не
выполнено, и есть свидетельства о прошлом
жениха, которые не в его пользу — о какой
свадьбе может идти речь?
Возможно, стоя под хупой, жених в своем
сердце принял решение начать жизнь с
чистого листа, и впредь жить праведно. И
этого, в общем-то достаточно, чтобы согласно
законам Торы — стать мужем.
В брачной церемонии, кроме жениха и
невесты, важную роль играют свидетели.
Далеко не всякий может взять на себя эту
роль. Свидетели должны соответствовать
требованиям Торы и наших Учителей. Они не
должны состоять в родстве с женихом,
невестой и друг с другом. Но это — не
единственное условие. Так, например,
свидетелем не может быть человек, публично
нарушающий законы субботы, или
испытывающий пристрастие к азартным играм.
И если такой нарушитель — намеренно или по
недосмотру — выступит свидетелем
посвящения невесты (на иврите этот обряд
называется — кидушин), обряд кидушин
будет считаться недействительным. И его
нужно будет провести еще раз — с «кашерными»
свидетелями.
Но справедливо ли это?
Мы только что выяснили, что жених,
назвавший себя праведником, невзирая на
свое более чем сомнительное прошлое, все
равно на законных основаниях становится
мужем. Поскольку можно предположить, что
под хупой он сделал тешуву.
Так, может, и свидетели, накануне
замеченные в нарушении шаббата —
успели во всем раскаяться?
Дело в том, что жених объявил публично, во
всеуслышание, что он — праведник. И именно
это дает нам основание предположить, что он
принял соответствующее решение в сердце
своем.
О свидетелях нам лишь известно, что они
публично оскверняли субботу, а желание
исправиться — не выразили.
Впрочем, если бы и выразили — достаточно
ли одного желания? Ведь ошибки прошлого
нужно еще искупить.
Но разве жених их искупил?
По поводу жениха сказано в Иерусалимском
Талмуде (трактат Бикурим, гл. 3), что
под хупой все его прошлые прегрешения
ему — прощаются. Выходит, к желанию сердца
добавлено еще прощение и искупление Свыше.
Но свидетели, даже если они и помыслили о тешуве
— им еще предстоит признаться вслух в своих
ошибках и, возможно, искупить их. А до этого
они будут считаться злодеями, о которых в
Торе сказано: «Не поддерживай злодея в
свидетельстве» (Шемот, гл. 23, ст. 1).
Теперь, когда мы заглянули в
Иерусалимский Талмуд, нам стало понятнее,
что написано в Вавилонском Талмуде (трактат
Кидушин).
Жениху достаточно выразить раскаяние в
сердце. Поскольку для него день свадьбы
подобен Йом Кипуру — Дню искупления (поэтому,
кстати сказать, в нашем народе существует
обычай, что жениху и невесте следует
поститься перед хупой). Но всем
остальным людям, мужчинам и женщинам, чтобы
сделать тешуву — необходимо вслух
перечислить свои прегрешения, не
ограничиваясь сердечными переживаниями.
Ведь у них нет очищающей хупы.
Написано в нашей недельной главе: «И
признается в своем прегрешении…» (Бамидбар,
гл. 5, ст. 7).
Речь здесь идет о тешуве (раскаянии).
Поделюсь замечательной историей об этом.
Раньше в еврейских общинах, кроме
должности раввина, была еще и должность хазана
(кантор, человек, ведущего молитвы). Хазан
постоянно вел молитвы в синагоге и читал
соответствующие отрывки из Торы. У него
должен был быть красивый голос и
музыкальные способности. И, разумеется, на
эту должность назначался богобоязненный
человек.
В наше время должность хазана
сохранилась лишь в некоторых общинах,
особенно — в диаспоре. В Израиле его
обязанности обычно на добровольных началах
делят между собой несколько человек.
История, которую я собираюсь вам
рассказать произошла более ста лет назад, в
19-м веке.
Известный хазан раби Бецалель из
Одессы на склоне лет поселился в Иерусалиме.
Когда настал час раби Бецалелю проститься с
этим миром, его душа три дня безуспешно
пыталась покинуть тело. На третий день этой
изнурительной борьбы, когда город стал
погружаться в сумерки, раби Бецалель открыл
глаза и попросил позвать к нему его
учеников. А их было — немало. Многие,
благодаря ему, овладевали канторским
искусством. И вот дом наполнился молодыми
приятными голосами. Тогда старый хазан
сделал знак, и наступила тишина, как в
преддверии трублений шофара.
— В молодости я был учеником раби Меира из
Перемышлян, — начал свой рассказ Бецалель.
— Однажды я зашел навестить его, а он сидел
и учил мишну из трактата Шаббат, в
которой говорится, что в субботнюю ночь
нельзя читать при свете светильника (поскольку,
есть опасение, что человек добавит масло в
светильник или наклонит его и этим нарушит
законы субботы).
Когда я приблизился, раби Меир как раз
читал о хазане, занимающемся с детьми (гл.
1, мишна 3). Там сказано, что хазан смотрит,
как дети читают. Следит, с какого места
ученики начали читать и где они остановятся.
А это требует настолько мало внимания, что
не вызывает опасения, вдруг он наклонит
светильник, чтобы увеличить яркость света.
Что же касается детей, то и их поведение не
вызывает такого опасения — дети боятся
учителя, которые следит за их чтением.
Этот фрагмент про хазана и детей
начинается словами: «Истинно сказали — хазан
смотрит...».
Раби Меир поднял глаза, пристально
посмотрел на меня, — продолжил свое
повествование Бецалель, — как будто
вывернул меня наизнанку и повторил с
вопросительной интонацией: «Истинно
сказали — хазан смотрит?».
В этот момент я был готов провалиться
сквозь землю. Дело в том, что накануне в
Перемышлянах, «проездом из Парижа в Милан»,
как писали на афишах, гастролировал театр. А
я очень любил музыку. В общем, я не удержался
и сходил на оперетту. Там было женское пение
и танцы...
Да, я признаю, что смотрел тот спектакль и
нарушил эти запреты.
«Истинно сказали — хазан смотрит...
оперетту?», — снова повторил раби Меир.
Увидев, что я близок к обмороку, он взял
мою руку в свою и мягко произнес: «Но ты не
умрешь без тешувы».
Через некоторое время я уехал в Одессу.
Там мне сопутствовал успех, я стал кантором,
добился известности, богатства. И вот,
удостоился пожить в Иерусалиме. Но хазан
не должен смотреть оперетту. И я хочу вместе
с вами прочесть покаянную молитву — видуй.
Такого искреннего и проникновенного видуя
давно не слышал Иерусалим. С последними
словами этой молитвы отлетела душа раби
Бецалеля.
