Раскинувшись
на высоком холме, архитектурный комплекс Израильского музея искусств в
Иерусалиме виден издалека. Если смотреть на него с большого расстояния,
возникает впечатление, будто вереница приземистых «кубов» медленно взбирается по
пологому склону к вершине…
Композиционная основа архитектурного ансамбля музея — большой парк с
органично вписывающимися в него зданиями-павильонами и двориками, скульптурами и
каскадом лестниц. Перед входом на территорию музея — композиция из белого камня
и темного стекла. Строгостью и изяществом форм она настраивает посетителей на
предстоящую встречу с прекрасным.
Автор проекта этого архитектурного комплекса — выдающийся израильский
архитектор Альфред (Аль) Мансфельд.
Музей открылся для посетителей в 1965-м. А в 1966-м Мансфельд получил за эту
работу государственную премию Израиля.
Даже специалисты не берутся со всей определенностью судить, существует ли
такое явление как «новый израильский архитектурный стиль». Застройка Эрец
Исраэль на современном историческом витке, скорее, отличается
«стилистической пестротой». Каждая волна алии выносила на израильские
берега своих мастеров, обученных архитектурному искусству в странах исхода. И
каждый из них, получив возможность реализовывать замыслы, оставлял в облике
строящихся городов и районов архитектурный «автограф» страны, из которой он
прибыл.
Если и можно говорить об истинно израильских концепциях в современной
архитектуре нашего государства, то к образцам такого архитектурного творчества,
прежде всего, мы, пожалуй, отнесем произведения Аля Мансфельда. И не потому, что
он приехал в Эрец Исраэль в 1935 году — еще до того, как возвращение
евреев на Землю предков стало массовым. Но — потому, в первую очередь, что в его
проектах ощущается «встреча времен». Потому, что в возведенных по его замыслу
архитектурных ансамблях и отдельных домах «прочитывается» наша, еврейская
история и традиция.
На общепринятом в архитектуре языке набор используемых Мансфельдом творческих
приемов называют — «конструктивизм» (или «структурализм»). Однако же, если
выделить их исторический контекст, обнаружится, что в его творческом подходе к
решению архитектурных задач немало черт, определяющих истинно еврейский образ
жизни, что, конечно же, включает в себя все жизненные сферы, в том числе, и
строительство. Строгое подчинение функциональному назначению спроектированных
Мансфельдом зданий, декоративный «аскетизм», точнее — визуальная скромность,
отказ от архитектурных излишеств…
«В нашу эпоху узкой специализации, — писал он, выражая свои устремления, в
статье, которая так и названа им — «Кредо», — архитектор должен использовать
свой творческий потенциал для того, чтобы восстановить нарушенное равновесие
между материей и духом…». И далее: «Я верю в ответственность архитектора перед
обществом. Я верю, что результатом этой ответственности является отношение к
дизайну, как важнейшей составляющей, а именно: нет существенной разницы между
дизайном города, здания, стула, ложки…».
То есть все в среде обитания человека должно быть естественным, «дышать»
вместе с ним, жить с ним в гармонии.
Стремясь к достижению поставленной перед собой цели, Альфред создавал свои
проекты не просто с учетом особенностей ландшафта, географической и исторически
сложившейся среды. Чувство высокой ответственности перед людьми диктовало ему
визуальные образы, гармонично сливающиеся с пространством, в которое будет
помещен тот или иной объект. Одним из примеров гармонии архитектуры с природой
стал построенный Мансфельдом для себя дом на горе Кармель.
Эта естественность возведенных по его проекту строений имеет и «технические»
преимущества. На перспективу. Его объекты, как бы становясь частью ландшафта,
открыты для изменений и дополнений.
Альфред (Аль) Мансфельд родился в Санкт-Петербурге в 1912 году. Когда ему
было три года, семья переехала в Москву. Здесь, в Москве у Мансфельдов появился
на свет второй сын.
Отец Аля, родом из Латвии, учился в Риге и получил профессию
инженера-механика. Не очень доходную, зато в любом городе и Москве, в частности
— всегда необходимую. Так что, когда началась Первая мировая война, а потом —
революция, жизнь Мансфельдов почти ни в чем не изменилась.
Мансфельд-старший увлекался живописью и учил рисовать сына. От него Аль
унаследовал интерес к пластическому искусству.
Революционные события несли России голод и разруху. Тревожась о будущем
детей, инженер начал искать возможность покинуть пределы мятежной страны. Зимой
1922 года такая возможность представилась. Семья ненадолго остановилась в Риге и
проследовала в Либау (ныне — Лиепая). В Либау жили два дяди Аля, старшие братья
отца. Один возглавлял местный банк, другой владел аптекой. Однако и они,
достаточно влиятельные в городе люди, не сумели помочь младшему брату получить
здесь хорошую работу.
Для Альфреда этот период стал знаменательным — в Либау впервые уроки
рисования ему давал профессиональный художник.
Он и раньше был внимательным к красоте окружающего мира. Прошлое
отпечатывалось в его детской памяти в зрительных образах. Деревянные домики
московской слободки… Белые заснеженные поля, пересекающие белизну, мчавшиеся
навстречу товарняку частые «штрихи» зимних лиственных лесов во время долгого
путешествия семьи из Москвы в Ригу…
Но теперь, в Либау, рисунок стал для него способом размышления над
реальностью.
В Либау Мансфельды прожили всего год. Неожиданно отцу предложили место
директора небольшой шоколадной фабрики в Германии, в маленьком городке под
названием Хамм (Вестфалия).
В 16 лет его отправляют учиться в Берлин. Он оказывается в большом городе,
который был в те времена одним из самых оживленных центров европейской культуры.
Кинематограф, многочисленный выставки… Жизнь Аля наполнена яркими впечатлениями.
В 20 лет Альфред Мансфельд заканчивает школу. Перед ним встает проблема
выбора: кем быть? Его страсть к рисованию не угасла, он по-прежнему берет уроки
рисования (в Берлине его учителем был профессиональный график, эмигрант Дмитрий
Фалилеев). Но что-то подсказывает ему, что художником он не станет. Отметив
одаренность своего ученика, особенно — в его умении организовывать пространство,
Фалеев советует ему избрать профессию архитектора.
Чтобы поступить в Берлинское высшее техническое училище, где был и
архитектурный факультет, надо было иметь некий строительный опыт. Полгода
Альфред работает учеником каменщика на стройке. Только после этого его допускают
к вступительным экзаменам.
И вот Аль — студент. Он попадает на курс знаменитого тогда архитектора,
профессора училища Эдуарда Зидлера. У Зидлера была собственная, введенная им
система обучения, основанная на его твердом убеждении, что «архитектор должен
уметь и знать все». Учиться под его руководством оказалось непросто, но —
интересно. Студенческое увлечение идеями «универсализма» осталось у Мансфельда
на всю жизнь.
В 1933 году в Германии началась тотальная «чистка» — евреев изгоняли из всех
учреждений и учебных заведений. Еврейским магазинам, фирмам и предприятиям был
объявлен бойкот.
Циркуляр об исключении студентов-евреев был «спущен» в Берлинское высшее
техническое училище уже в феврале 1933-го. Но учебу удалось продлить до апреля.
В один из апрельских дней Альфреда под конвоем вывели из здания училища.
Конвоиры не позволили ему даже забрать пальто из раздевалки.
Евреи покидали Германию. Родители Альфреда уехали в Палестину, где уже жили в
то время братья отца. Сам Аль поехал во Францию. Надо было завершить
образование. Он поступил в Парижскую высшую архитектурную школу и попал в
архитектурную студию Огюста Перре.
Перре тоже считал, что архитектор должен быть «универсалом». Но, в отличие от
Зидлера, предъявлял своим ученикам высокие, жесткие требования. Строго следил за
дисциплиной и выполнением учебных заданий. Студентам это шло только на пользу, а
«острые углы» он умел сглаживать присущим ему чувством юмора. «Настоящая
архитектура, — говорил он, — всегда оставляет прекрасные руины».
В Палестину Мансфельд приехал в 1935 году. Дипломированным специалистом. И
очень быстро нашел в Тель-Авиве работу. Владелец небольшой студии, которая
занималась проектированием выставочных стендов для презентации продукции крупных
фирм, посмотрев его рисунки и эскизы, тут же принял его на должность
архитектора.
А через год, в 1936-м, 24-летний Альберт создает свой первый проект — проект
городской площади в Нетании. И уже в нем, в этом проекте, проявляются черты,
которые будут отличать его творчество впоследствии: единство стиля, простота,
гармония с пространством, лаконичность архитектурного языка и элегантность.
Проект был отмечен Первой премией.
В 1937 году Мансфельд переезжает в Хайфу и в 1938-м совместно с молодым
архитектором Мунио Вайнраубом (одна из созданных в соавторстве с ним работ —
здание Института иудаизма в Еврейском университете в Иерусалиме) открывает
собственное архитектурное бюро, которое со временем становится «семейным
бизнесом». Существует оно и до сих пор. Альфред отошел от дел в 1995 году, и
фирму возглавил его сын.
В годы Второй мировой войны бюро занимается в основном проектированием жилых
кварталов, а в середине 50-х, когда в Израиле начинают создавать собственную
торгово-пассажирскую «флотилию», бюро Альфреда получает заказ на архитектурное
оформление кораблей. Предстоит огромная работа — в тесном сотрудничестве с
художниками и дизайнерами. Его творческая группа проектирует суда «Израиль»,
«Сион», «Иерусалим», «Теодор Герцль» и др.
Цели, казалось бы, ясны: главное — практичность и необходимый пассажирам
комфорт. «Универсальность» Мансфельда пришлась весьма кстати. Он усложняет
задачу. «Мы решили создать то, — пишет он о работе над проектом пассажирского
судна «Шалом», — что можно определить как «единство частностей», где каждая
часть подчинена общему замыслу и в то же время существует сама по себе. Конечной
же целью было создание совершенно особенной атмосферы плавания на израильском
корабле. Но это должно было быть сделано ненавязчиво».
К сожалению, путешествия на израильских судах так и не обрели популярность.
Выяснилось, что иметь собственную пассажирскую флотилию Израилю не по средствам
— корабли, над которыми с таким энтузиазмом в течение 10 лет трудились
израильские архитекторы, были распроданы.
Работоспособность Мансфельда, казалось, не имела пределов. Стремясь
реализовать свои идеи (а их у него было — множество), он параллельно создавал по
нескольку проектов. Впрочем, по объективным причинам — то из-за политической
ситуации, то по соображениям экономии — не все из них удалось осуществить.
Печальная участь постигла, к примеру, его архитектурную разработку нового жилого
района в Хайфе, по замыслу — красивого и уютного. Этому проекту была присуждена
первая премия. Но в результате, по решению властей, мансфельдская идея была
воплощена лишь в вырванном из общего архитектурного контекста здании культурного
Центра «Аудиториум», который окружают безликие, но зато «недорогие», строения.
В 1963 году Аль Мансфельд одержал победу в конкурсе на создание проекта
иерусалимского муниципалитета. Однако победа в определенном смысле обернулась
поражением. Сменился мэр, «хозяином» города стал Тедди Коллек. И для
строительства нового муниципального комплекса отвели другую территорию…
А.Мансфельда не зря называют одним из основоположников израильской
архитектуры. Проработав 40 лет (с 1949 года) преподавателем, а потом и
заведующим кафедрой в Хайфском Технионе, он воспитал не одно поколение
израильских архитекторов. Впрочем, и на педагогическом поприще ему не довелось
реализовать себя во всей полноте. Он мечтал организовать учебный процесс по
принципам «творческой студии», где студентов учат воспринимать проект, как
единое целое… Но мечта его так и не осуществилась — неповоротливая система
организации образования в Израиле лишила его этой возможности.
Альфред-Аль Мансфельд скончался в своем доме на горе Кармель 15 марта 2004
года, в возрасте 92 лет.