Более узкий круг почитателей его таланта знаком с его прозой — публицистикой и мемуарами. Он пишет легко, непринужденно и увлекательно. О своей жизни, о судьбах людей, с которыми ему довелось дружить и встречаться, о своих необыкновенных приключениях на профессиональном поприще.

Александр Моисеевич Городницкий — геофизик. Представитель совсем не «кабинетной» специальности. Эта профессия наполнила его жизнь романтикой «дальних странствий» и требовала от него порой проявлений бесстрашия и настоящего мужества. Пришлось пережить всякое: пробирался к «стоянке» в горящей тайге, падал на самолете в океан, трижды на корабле попадал в сильный шторм, а однажды застрял в подводном аппарате, который завяз в морском дне…

В начале своей профессиональной деятельности он участвовал во многих геологических экспедициях на Крайнем севере и стал одним из первооткрывателей Игарского медного месторождения. Продолжил карьеру в Ленинградском институте геологии Арктики, где занимался научными исследованиями. Позднее его профессиональный опыт нашел применение в океанологии. С научными экспедициями Городницкий, изучая природу магнитных аномалий, бороздил на кораблях моря и океаны, десятки раз на батискафе опускался в глубины океанских вод.

Он — автор новой методики измерения электрического поля океана, позволившего ему сделать немало научных открытий. Им впервые была составлена карта расчетной мощности океанической литосферы, впоследствии подтвержденная сейсмологическими исследованиями, а также — оригинальная модель формирования вулканических подводных гор и островов. И все перечисленное здесь, конечно же — лишь часть его профессиональных достижений.

Александр Моисеевич — академик, доктор наук, профессор. Преподаватель кафедры наук о Земле в Международном университете в Дубне и в Московском государственном университете им. Ломоносова (курс лекций по морской геофизике).

Он — автор более 230-ти научных работ (в том числе — восьми монографий, посвященных исследованиям океанического дна), около 30-ти поэтических сборников, трех книг мемуарной прозы, нескольких десятков дисков с сочиненными им (стихи и музыка) песнями...

Что же для него главное — «физика» или «лирика»? Как ему удается совместить две, казалось бы, столь «полярные» профессии, каждая из которых, при таких результатах, способна захватить все существо человека — без остатка, целиком?

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно, наверное, найти в жизни этого неординарного человека некие знаменательные вехи, определившие параллельные направления его жизненного пути.

Сейчас Городницкий живет в Москве, куда переехал уже в зрелом возрасте. А родился и много лет прожил — в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург).

Он — ленинградец во втором поколении. Его родители приехали в город на Неве из Могилева в начале 1920-х годов. Учиться и работать. В 1930-м они поженились, а в марте 1933-го у них родился сын Александр.

Мать была учительницей математики. Отец, полиграфист по специальности — главным инженером на картографической фабрике военно-морского флота и преподавателем полиграфического техникума.

Воспитывая сына по «чести и совести», родители научили его никогда не стыдиться своего еврейства. И внушили ему твердое представление: мужчина должен иметь профессию, которая в дальнейшем могла бы приносить его семье «гарантированный кусок хлеба» (в их время таковой считалась «техническая» специальность).

Детство Саши разделилось надвое: довоенное и послевоенное. А между ними — первая эвакуация из Ленинграда. Неудачная. Деревня, куда вывезли учительницу, мать Городницкого, с детьми младшего школьного возраста (в их числе был и ее сын), оказалась как раз на пути немцев к Ленинграду. Детей — теперь уже под бомбежками и обстрелами — пришлось срочно возвращать туда, откуда они приехали. Потом — блокада. Потом — эвакуация в Сибирь, в город Омск. И — возвращение в Ленинград летом 1945-го.

Война оставила в памяти Городницкого неизгладимый трагический след. Во время войны погибли почти все его оставшиеся в Могилеве родственники. Была расстреляна немцами и его бабушка.

«В августе сорок  первого, когда немцы занимали Могилев, — написал он впоследствии в своей книге «И вблизи и вдали», — она (бабушка), уже покинув дом, вдруг решила вернуться за какими-то забытыми вещами. Она не слишком опасалась прихода немцев, хорошо помня немецкую оккупацию Могилева в 1918 году, когда немцы ни в какие внутренние дела горожан не вмешивались и хорошо торговали с местным населением. Вместе с несколькими тысячами могилевских евреев она погибла в Лупполово, в лагере уничтожения, где фашисты полуживыми закопали их в землю, не потрудившись даже толком расстрелять».

Эту глубоко запрятанную в душе боль в 1966 году он выразит в написанных им стихотворениях «Освенцим» и «Треблинка». И уже в 2007-м сочинит такие стихи:

Сон неотвязный терзает меня постоянно.
Нету с ним сладу в последнее время, хоть плачь.
Дети и женщины сходят в расстрельную яму.
Самым последним спускается в яму скрипач…

Любимыми предметами Городницкого в школе были история и литература. Однако и точные науки давались ему без труда. Но история притягивала его больше всех остальных учебных дисциплин.

Литература всерьез вошла в его жизнь в 1947 году, когда он учился в седьмом классе. «Совершенно случайно», по его словам, он попал в студию литературного творчества Ленинградского Дома пионеров. Там были занятия по «теории» и «практике». «Теория» включала в себя не только представления о технике стихосложения, но главным образом — историю русской и зарубежной литературы. Студией руководил в те годы Ефим Григорьевич Эткинд (впоследствии — известный поэт и переводчик, выдающийся специалист по мировой литературе). Были у него и помощники. В частности — поэт несостоявшейся судьбы Глеб Семенов.

Педагоги, работавшие с «будущими литераторами» значительно расширили кругозор юного Городницкого. От них он впервые узнал и о замечательных поэтах, произведения которых в те смутные годы не публиковали. Имен из осторожности, конечно же, им не называли. Многие годы спустя Городницкий, к примеру, узнал, что проникновенные, особо запомнившиеся ему с тех лет стихи, принадлежали Шаламову, который был тогда в лагерях и обрел известность только в период так называемой «перестройки».

Первыми его поэтическим пробами стали, разумеется, стихи на исторические темы. А в возрасте 14-ти лет он неожиданно написал поэтическое «предвидение», в котором были такие строки:

...Вокруг костра сидят они устало,
Между собой устало говорят,
Над ними приглушенно, вполнакала,
Созвездия неяркие горят...

Ни о какой геологии тогда не было еще и речи. Он по-прежнему числил себя «чистым» гуманитарием. И быть бы ему историком, если бы по окончанию школы его приняли в Ленинградский университет (им. Жданова). Но его не приняли. В это учебное заведение в сталинские времена (да и потом долго еще после смерти Сталина) молодых людей еврейской национальности практически не брали.

Долго не раздумывая и воспользовавшись трезвыми родительскими понятиями о жизни, Александр Городницкий сдал вступительные экзамены на геофизический факультет Ленинградского горного института. Благо туда евреев — принимали. Так история уступила место в его жизни по-настоящему «мужской» профессии. А литература осталась с ним навсегда.

Быть может, это кому-то покажется парадоксальным, но все что он пишет, и поэзия и проза — яркое свидетельство его увлеченности геофизикой, которая наполнила его жизнь интересными, значимыми событиями. Событиями, вокруг которых он строит свое существование — и в общении с людьми и в литературе. Его литературные произведения, в сущности — совершенно искреннее, непосредственное выражение его характера, его эмоциональной «структуры», того, что он пережил и переживает.

«Испытываю одинаковый азарт, — подчеркивает он в своих воспоминаниях, — когда пишу песню или исследую природу магнитных аномалий»…

В геологических экспедициях, бродя по тайге или тундре, он начал напевать свои стихотворения. Получались песни, которые потом зазвучали со сцены.

Бардовская песня без труда проверяется на «добротность». Убирается музыка, чарующая задушевность гитары и остается либо — поэзия, либо — «глубокомысленная» пустота.

Стихи Городницкого, безусловно — поэзия. Они выдерживают испытание и бумагой и декламацией. Запечатленные в его поэтических произведениях образы как будто бы созданы из мелких, порой обрывочных слов-фрагментов. Но вставленные в оправу устоявшихся ассоциаций, они обретают «объем» и масштаб, метафоричную точность. Вот, например, строфы раннего периода:

Над крышами картофельный дымок,
Висят на окнах синие метели…

Или — из произведений 1993 года:

Беженцы-листья, гонимые ветром.
В сером окне догорает звезда.
Киевской линии синяя ветка
Гонит в дождливую ночь поезда...

С годами в его поэтических произведениях все сильнее, настойчивее проступает еврейская тема. Он часто бывает в Израиле. Здесь живут его сын и внуки. В Израиле он читает лекции в университете, выступает со сцены со своими песнями.