…Если обычные люди ничего не знали о раве Исраэле Зеэве Густмане, так это лишь потому, что он был чрезвычайно скромным человеком и старался не привлекать е себе внимание окружающих. Но среди знатоков Торы он приобрел широкую известность.

В двадцать лет он стал судьей раввинского суда рава Хаима Озера Гродзинского. Получить такую высокую должность, по нашим меркам — невероятный для столь юного возраста «скачок». Тем не менее, это — чистая правда. Правда и то, что судейский пост достался ему, только благодаря его неординарным способностям — никаких «покровителей», занимающихся его «карьерой» у него не было.

А случилось это так. Однажды, будучи студентом йешивы, Густман поделился со своими соучениками собственным соображением по поводу некой, весьма сложной проблемы. Тех, кто слышал тогда его слова, поразила оригинальность подхода к рассматриваемой теме. Вскоре йешиву посетил рав Хаим Озер, и ему пересказали позицию студента Густмана. На следующий же день рав Озер пригласил юношу к себе в Вильно. Тот тогда и не подозревал, что его видение проблемы предоставило необходимый аргумент для разрешения очень запутанного дела, которое в то время разбирали судьи раввинского суда. Речь шла о женщине, которая оказалась в непростой ситуации. Она просила суд разрешить ей вновь выйти замуж. Сам того, не ведая, Густман отыскал недостающее звено в логической цепи, и женщине дали разрешение на повторный брак.

В обсуждении этого судебного дела участвовал судья рав Меир Басин. Способности юноши произвели на него сильное впечатление. Он навел о Густмане справки, и, получив самые благоприятные отзывы, организовал ему шидух (сватовство) со своей дочерью Сарой. Молодые люди понравились друг другу, и вскоре состоялась их помолвка. Незадолго до свадьбы рав Меир Басин покинул этот мир, и раву Густману передали его должность раввина Шнипишока и назначили судьей в раввинском суде — вместо умершего тестя.

Все понимали, что эти назначения не были случайным стечением обстоятельств, но — признанием глубокой мудрости праведности и одаренности молодого человека, качеств, которые распознали в нем рав Басин и рав Гродзинский. Никто не сомневался, что его деятельность будет плодотворной.

Однако самое начало карьеры рава Исраэля Зэева Густмана совпало с тяжелыми временами — еврейская жизнь в Вильно как будто бы застыла в ожидании Второй Мировой войны.

Когда в Литве началась тотальная расправа с еврейским населением, раву Исраэлю удалось бежать. Он прятался в заброшенных пещерах, в свинарнике. И чудом — выжил. Потом, как только представилась такая возможность, рав Густман уехал в Израиль.

В Иерусалиме рав Исраэль Зэев Густман возглавил небольшую йешиву, расположенную в Рехавии. Шесть дней в неделю он обучал преданных ему учеников, а по четвергам проводил публичные беседы для всех желающих. По четвергам во второй половине дня лекционный зал до предела заполнялся народом. Сюда приходили раввины, иерусалимская интеллигенция, судьи раввинских судов, судьи Верховного Суда справедливости, профессора высших учебных заведения — все, кому интересно было послушать талмудическую лекцию высшего уровня. Рав Исраэль искусно владел вниманием аудитории, умел облечь в простую, доступную любому форму сложные, глубокие идеи, его рассказы были живыми и увлекательными. Когда он вспоминал о прошлом, еврейская жизнь Вильно оживала в воображении присутствующих.

Одним из постоянных посетителей уроков рава Густмана был профессор Еврейского университета в Иерусалиме Роберт (Исраэль) Ауман. Когда-то он учился в йешиве и подавал большие надежды. Потом решил заняться наукой… При всей плотности его расписания, он всегда оставлял вторую половину четверга — свободной, чтобы не пропускать лекции рава Исраэля Густмана.

Шел 1982 год. Началась война. В армию призвали резервистов. Среди них был и Шломо Ауман, студент университета, сын профессора Аумана. Он погиб вечером 19 сивана, в жестоком бою.

Рав Густман собрал учеников йешивы, и все они, большой группой, отправились на кладбище — выполнять мицву (заповедь) захоронения мертвых.

На кладбище рав Исраэль увидел длинные ряды свежих могил — захоронения тех, кто погиб, защищая Землю Израиля. На обратном пути, в машине, рав Густман обернулся к сидящим на заднем сидении спутникам и сказал: «Все они — святые». И попросил водителя свернуть к дому профессора Аумана.

Когда они вошли в дом, семья Ауман только что вернулась с кладбища. Для них началась шива (семь дней траура по близкому родственнику). Погибший сын профессора был женат и имел сына. Второго ребенка, девочку, его вдова Шломит родила вскоре после гибели мужа.

Рав Густман сел рядом с профессором Ауманом.

— Спасибо, что Вы нашли возможность, оставив дела в йешиве, придти ко мне, чтобы разделить со мной мое горе, — тихо промолвил профессор, повернув к раву Исраэлю измученное страданием лицо.

В ответ рав Густман заговорил почему-то на идиш. Потом опомнился и перешел на иврит. И тут все узнали о нем то, о чем он молчал долгие годы.

Немного помолчав, рав Густман добавил: «Я скажу Вам, что сейчас происходит на Небе, в Ган Эдене (в раю) — продолжил рав Густман после небольшой паузы. — Мой Меир встречает вашего Шломо, вводит его в миньян и говорит: «Я погиб, потому что был евреем, но я никого не смог защитить. Но ты, Шломо, погиб, защищая еврейский народ и Землю Израиля». Мой Меир – кадош, но твой Шломо — шалиах цибур (посланец общины). Он – кантор в святом небесном миньяне…

В комнате, где сидели шиву, воцарилась полная тишина, повисшая на величественной ноте. Описанная раввином картина встречи двух ушедших в иной мир сыновей ошеломила присутствующих.

— У меня не было возможности сидеть шиву по Меиру, — нарушил молчание рав Исраэль Густман, обратившись к профессору. — Позвольте мне посидеть с Вами подольше.

— Это для меня — большая честь, — ответил профессор Ауман. — Мне казалось, что в таком горе нет утешения. Но вы, раби, нашли слова, которые облегчили мои страдания…

Потом, какое-то время спустя, один из учеников йешивы, который в тот скорбный день был вместе с равом Густманом в доме профессора Аумана, попытался уговорить его рассказать о прошлом — о сыне, о гетто, о войне…

— Каждую ночь, когда я ложусь спать, я вижу ботиночки моего Меира, которые остались у меня в руках, когда его отняли, — ответил на это рав Исраэль. — Но рассказывать обо всем этом — выше моих сил. Не хочу, чтобы тяжкое прошлое овладело моей нынешней жизнью. Мы должны смотреть в будущее…

Свое утешение рав Исраэль Зэев Густман нашел в учениках, в дочери, в собственных внуках, во всех еврейских детях. Он, вместе с женой, обязательно посещал детский парад, который каждый год проводят в Иерусалиме. «Зачем вы тратите свое столь драгоценное время на пустяковые мероприятия?», — спросили его. «Тому, кто видел, как умирают дети, — объяснил рав Исраэль, — непременно хочется увидеть радость на детских лицах. Поющие и танцующие на улицах дети — истинное благословение народа Израиля».

Рав Исраэль Зэев Густман умер 18 сивана 5751 года (1991 г.). Тысячи людей провожали его в последний путь по улицам Иерусалима. Вечером, когда вышли звезды и наступило 19-е сивана — день, когда погиб в бою Шломо Ауман, рава Густмана похоронили на Масличной Горе.

10-го декабря 2005 года профессор Роберт Ауман за достижения в области экономических наук получил Нобелевскую премию. Получая премию в Стокгольме, профессор вспоминал и рава Густмана, который в трудную минуту помог ему сохранить силу духа, чтобы продолжать жить, наполняя мир светом знаний…