Материалы сайта www.evrey.com
Посещайте наш сайт ежедневно!


Если бы тогда

Маленькие человечки, напоминающие персонажей мультфильмов… Они стали символом летних Олимпийских игр 2004 года, которые состоялись в Афинах. Что означают эти символы на самом деле?

Об этом размышляет автор статьи…

 

ОЛИМПИЙСКИЙ ИДЕАЛ?

 

Дэниэл Мендельсон

Официальным талисманом летних Олимпийских игр 2004 года в Афинах стала пара модных нынче, ярких и очень симпатичных, надо сказать, человечков, напоминающих персонажей мультипликационного фильма. Разглядывая их, никогда не догадаешься, что они собой символизируют. Каждая фигурка имеет форму перевернутого треугольника с желтым личиком и пухлыми ножками, на которых, ко всему прочему, по четыре пальца. Одна из фигурок - в ярко-голубой одежде, другая - в оранжево-красной. Даже если вы ничего не знаете об Афинском олимпийском талисмане, одного этого достаточно, чтобы предположить (и совершенно справедливо), что перед вами - существа мужского и женского пола.

Впрочем, дело не во внешнем виде Олимпийского талисмана, а в том, кого эти фигурки олицетворяют. Человечек в оранжево-красном, оказывается - Афина, человечек в ярко-голубой одежке - Феб. Вам, вероятно, приходилось слышать, что Афина - действующее лицо мифов древней Греции, богиня Победы, а Феб - это одно из имен древнегреческого бога Аполлона.

Итак, Афина и Аполлон… Даже если сделать скидку на «мультяшность» талисмана, все равно возникает невольный вопрос: какое отношение эти «малявки» могут иметь к мифическим оригиналам: Афине, облаченной в доспехи деве-воительнице с холодными серыми глазами, и Аполлону, основателю святилища и оракула в Дельфах, покровителю ключевых сфер цивилизации - музыки, медицины, философии и юриспруденции?

Создатели этих очаровательных Олимпийских божков утверждают, что они «олицетворяют связь между греческой историей и современными Олимпийскими играми». Обращение к истории и культуре древних в наши времена стало традиционным, однако, по вполне понятным причинам, на данных Олимпийских играх к древности апеллируют гораздо чаще, чем когда-либо. Но как бы нам ни нравилось видеть в Древней Греции высший идеал и образец для современной культуры, исторические факты неумолимы: хоть европейцы и любят считать себя наследниками древнегреческой культуры, однако многие ее идеи нам совершенно чужды.

Несмотря на то, что прообразом символов нынешней Олимпиады стала древнегреческая кукла (так, по крайней мере, утверждает официальный Интернет-сайт Олимпийских игр), Афина и Феб, тем не менее, продолжают сравнительно недавно вошедшую в моду традицию инфантильно-игрушечных талисманов. Вспомним бурого медвежонка Мишу (Москва, 1980 г.), орленка Сэма (Лос-Анджелес, 1984 г.), тигренка Хо-дори (Сеул, 1988 г.) и т.д. По словам Интернет-сайта Организации коллекционеров памятных олимпийских талисманов, Хо-дори «олицетворяет собой заложенную в образе тигра добродушную сторону». Прочитав эту фразу, внезапно понимаешь, что объединяет все вышеперечисленные талисманы. Это - отсутствие агрессивных, хищнических черт их реальных прообразов.

Превращение грозных древнегреческих богов Олимпа в Олимпийские «мультяшные» талисманы начала 21-го века весьма символично отражает и преображение самих Олимпийских игр. Огромная пропасть отделяет современную Олимпиаду от Олимпиады древней, и пролегает она не где-нибудь, а по самому ее сердцу - ее спортивному, состязательному духу.

Древние греки не знали библейских идеалов бескорыстия и любви к ближнему. Их Олимпийские игры были насквозь пропитаны необузданным и часто - жестоким соперничеством, абсолютно свободным от того чувства вины, которое свойственно современному человеку, стремящемуся разгромить своего соперника. Именно это чувство вины и находит отражение в той китчевой сентиментальности, которой пропитаны игрушечные Афина и Феб - в гораздо большей мере, чем «олимпийским».

Древняя Олимпиада во всех отношениях была явлением намного более мрачным, грубым и жестоким, чем ее современная версия. Даже если учесть, что новая Олимпиада за сто лет своего существования изрядно посуровела.

У истоков древних игр стояли празднования смерти. Автором первого упоминания о «погребальных» играх, известного современной западной культуре, стал Гомер. В 23-й книге «Илиады» он описывает игры, организованные Ахиллом в память о своем погибшем друге Патрокле. Все четыре вида состязаний в Греции - Олимпийские, Пифийские, Немейские и Истмийские игры, которые проводились один раз в два или четыре года, своими корнями уходили в празднования смерти мифических героев или мифических чудовищ. С точки зрения антропологии, столь близкие связи древних состязаний с похоронными обрядами можно объяснить примитивным верованием: когда кто-нибудь погибал насильственной смертью, предполагаемый убийца должен был сойтись в схватке с каким-то другим человеком - не на жизнь, а на смерть. Согласно неоспоримой логике суеверий, проигравший в поединке считался виновным.

Смерть действительно была не такой уж редкой гостьей на греческих играх, в особенности в таких «жестких» видах спорта, как борьба, кулачный бой или панкратион (в переводе с греческого - «всеборье»), своего рода бой без правил, считавшийся вершиной боевых искусств. Однако современного человека поражает не то, как часто атлеты погибали на спортивной арене, а то, с какой готовностью они шли на смерть.

Во время одного из боев на Олимпийских играх 564 года до н.э., тренер, взирая на своего подопечного, избитого до полусмерти, посоветовал ему продолжать героически драться - до последнего вздоха. «Какая достойная эпитафия», - воскликнул тренер. - Он не признал своего поражения на Олимпиаде!».

Сегодня такое отношение к состязаниям кажется нам невероятно варварским. Однако оно полностью соответствует древнегреческой этике. Причины столь бескомпромиссной и зачастую - жестокой спортивной борьбы следует искать в античном мировоззрении. У эллинов не было рая; после смерти люди, и добрые и злые, за некоторыми выдающимися исключениями, отправлялись в общий для всех загробный мир - серый, безликий и унылый. Потустороннее существование не сулило грекам никаких наград за проявленные при жизни добродетели. Поэтому после смерти они могли рассчитывать только на бессмертную славу. Поэтому они и стремились совершить нечто великое и неповторимое, чтобы люди помнили об этом годами, веками и тысячелетиями. Об этом мечтал каждый юноша Древней Греции.

Те, кто смотрел фильм «Троя», знают, что именно жажда вечной славы руководила героями гомеровской «Илиады». Но то же самое жгучее желание увековечить свое имя в веках испытывали и немифические, рядовые граждане греческих городов-государств, для которых вершиной земных достижений была победа на Олимпиаде. Когда в афинской семье рождался мальчик, его родители вешали над входной дверью венок из оливковых веток, олицетворявший их надежду на то, что, возможно, когда-нибудь их сын станет олимпийским чемпионом.

Олимпийский комитет призывает спортсменов «чествовать человечество» (это, кстати - один из официальных лозунгов современных Олимпиад). Греческие же атлеты человечеством не интересовались. Они хотели личной славы, хотели использовать шанс, предоставленный им Олимпиадой, для того, чтобы обеспечить себе бессмертие. Безжалостное соперничество было одной из основных движущих сил всей древнегреческой цивилизации. В сущности, каждое отдельно взятое проявление греческой культуры было организовано в форме соревнования. Для жителей города-государства, подобного Афинам, общественная жизнь представляла собой бесконечную череду состязаний - атлетических, поэтических, театральных и т.д.

Эллины считали, что за все, что имеет в жизни хоть какую-то цену, нужно бороться. И - добиваться победы. Поэтому появление трех из четырех общегреческих игр в начале 6-го века до н.э. становится исторической закономерностью, ибо в это время новая техника ведения войны, подразумевавшая высокий уровень взаимодействия между солдатами, заменила старый стиль, в основе которого лежал личный героизм. Создается впечатление, что грекам не хватало свободы самовыражения на поле битвы, и поэтому они нашли выход своей энергии соперничества в новых спортивных играх. Очевидно, греческие воины перенесли с полей сражений на спортивные арены безжалостность в схватке с противником и суровый принцип - «все или ничего».

Этот всепоглощающий эгоизм, управлявший жизнью древних греков, плохо сочетается с заповедью «люби ближнего своего как самого себя». Попытки смоделировать современные Олимпийские игры в строгом соответствии с древнегреческими с самого начала были обречены на провал. Инициатор проведения Олимпиад в их современном виде, барон Пьер де Кубертэн - человек, которого, как известно, более всего интересовал воспитательный и моральный аспекты занятий спортом - руководствовался идеями «Школьных дней Тома Брауна» и в качестве модели имел в виду романтический образ английского любительского спорта. Для Кубертэна. как он говорил - «олимпизм», был действительно своего рода «религией». Основные его принципы «по Кубертэну» - «дух дружбы», который следует прививать участникам Игр, и благородная взаимопомощь в соревнованиях, которая, по его мнению, должна привести к созданию современного «рыцарства». Эти постулаты нашли свое отражение в спортивном кодексе «чести и бескорыстности».

Эти понятия не входили в систему древнегреческого мировоззрения. Его безусловные ценности - эгоизм, прославление и самопрославление атлетов, то есть все то, что в современном мире в гораздо большей степени может ассоциироваться с профессиональным спортом, нежели с благородным идеалом классической греческой культуры.

Новой Олимпиаде свойственны - преувеличенное внимание к «человеческой драме», разыгрывающейся за кулисами состязаний; неуклюжие попытки убедить весь мир и самих себя в отсутствии какого-либо политического подтекста; высокопарные споры о чистом атлетизме, не утихшие и после того, как к участию в Играх начали допускаться не только любители, но и профессионалы. Эта сентиментальность - ни что иное, как побочный продукт попыток современного человека избавиться от комплекса перед великими цивилизациями прошлого, который, как, видимо, кажется многим, преодолевается смешением собственных ценностей с древнейшим и жесточайшим искусством - искусством соперничества.

В 1982 году 23-летний южнокорейский боксер по имени Дук Ко-Ким, выступавший в легком весе, скончался после 14 жесточайших раундов, проведенных на лос-анджелесском ринге. Это событие спровоцировало бурю эмоций не только в спортивном мире, но и за его пределами. Ли Монтвилль, спортивный обозреватель периодического издания Бостон Глоуб, написал по поводу гибели Кима горькую эпитафию («Он отдал свою жизнь для того, чтобы в скучный субботний вечер другие смогли развлечься»). Выдающийся журналист Джордж Уилл (Вашингтон Пост) пошел дальше, и завуалированная в эпитафии Монтвилля критика современного общества прозвучала в его исполнении куда более жестко. «Общество, - писал он, - следует судить за то, что оно порождает граждан, питающих пристрастие к самым грубым развлечениям. Справедливое государство, достойный уровень жизни людей строятся на чистых устремлениях и высоких ценностях. Но некоторые виды развлечений извращают эти устремления и ценности».

Можно сколько угодно говорить о прямой, непосредственной связи между характерами людей, и теми видами развлечений, которые они предпочитают. Однако не будем забывать, что театральные трагедии в Древней Греции пользовались огромной популярностью и поддержкой государства. Погибший на ринге Ким продемонстрировал истинно греческое отношение к последнему для него поединку. Покидая гостиничный номер перед состязанием, на абажуре лампы он написал: «Убить или быть убитым». Вряд ли Ким подозревал о том, что почти дословно процитировал спортсмена, который дрался и погиб за два тысячелетия до него. В Олимпии сохранилась погребальная надпись, посвященная александрийскому бойцу по кличке Верблюд. В ней - такой текст: «Он погиб здесь, в схватке на стадионе, воззвав к Зевсу с просьбой о победе или смерти».

Победа или смерть. Таков беспощадный принцип любого поединка, очищенный от более поздних гуманистических прикрас. Мы можем сколько угодно притворяться и изобретать вторые и третьи места, десятки и двадцатки сильнейших, однако победитель всегда один. Возможно, именно поэтому древнегреческий поэт Пиндар и назвал Олимпию «владычицей истины». Прародительницей древних атлетических состязаний была смерть, и участники этих состязаний руководствовались единственным, но смертоносным принципом - «все или ничего», хорошо понимая, что такое победа, и какую цену за нее, быть может, придется заплатить.

Язычники-греки жили бок о бок со смертью, насилием и войнами. У них не было иллюзий относительно того, что такое победа, и что такое поражение. Однако современному человеку эта неприглядная, жестокая правда кажется варварством, и он скрывает ее под симпатичными мордашками инфантильных медвежат, орлят и кукольных божков. Раз в четыре года весь мир, движимый мощным спортивным порывом, погружается в приятную и сентиментальную иллюзию «соприкосновения» с чистым и благородным духом классической древнегреческой цивилизации. Однако чистота кое-чего стоит, и цена ее - та самая неприглядная и жестокая правда о победе и поражении. Жители Эллады умели смотреть этой правде в глаза, а мы спешим от нее отвернуться.

Сомневаюсь, что в живом тигре можно найти хоть каплю добродушия. Нет его и у атлета, чья сила и воля подвергаются испытанию в борьбе за победу. Такова суть любой борьбы, так ее видели древние греки. Но никто, конечно же, не хочет выбрать в качестве талисмана Олимпиады - смерть…

Нью-Йорк Таймс

 

Перевод с английского

 

 

Дэниэл Мендельсон,

автор научного исследования жизни и творчества Эврипида,

преподает античную литературу в университете Принстона (США)