Вот уже более трех десятилетий Джордж Гилдер пользуется в США определенной известностью. Написанные им книги и произведенные им исследования, как правило, становятся в США настоящей сенсацией. В 1970-е годы, на пике феминистского движения в Америке, вокруг книг Гилдера «Сексуальное самоубийство», «Обнаженные кочевники» и «Мужчины и брак» бурлили ожесточенные дискуссии. А либералам, как и следовало ожидать, явно пришелся не по вкусу вышедший в свет в 1981 году его бестселлер «Богатство и нищета», в котором он выступил против теории благосостояния и кейнсианской экономики (основной американской экономической доктрины в 1960-е – 1970-е годы).

Опубликовав десятки книг и сотни статей, став издателем влиятельного журнала и основателем исследовательского центра (Института «Дискавери», открытого им в Сиэтле вместе с Брюсом Чэпменом, который сопровождал его в его недавней поездке по Израилю), 68-летний специалист по микрочипам, отрицающий теорию Дарвина, продолжает удивлять современников.

— Вы – ученый, оспаривающий теорию эволюции. Как Вы это объясните?

— Дарвинисты утверждают, что человеческий мозг — единственный разум в нашей вселенной. Я же считаю, это — ошибочное предположение. Эволюция протекает в ограниченных рамках, и практически не способна объяснить те законы, в соответствии с которыми развивается наш мир.

К этому выводу мне помогла прийти экономика. Даже самые агрессивные теоретики свободного рынка, такие как, к примеру, Пол Роумер, претендующий на Нобелевскую премию, говорят, что предприниматель — это индивидуум, воедино складывающий химические элементы. Роумер первым продемонстрировал, что свобода предпринимателя объясняется наличием в мире огромного количества химических элементов и вариантов их соединения. То есть, основа всего — материя, а предприниматель всего лишь находит для нее различные комбинации. Однако даже Роумер, опередивший в своих теориях австрийских экономистов, которые считаются самыми лучшими экспертами в области человеческих действий, не признает ни новизны, ни инновации, ни изобретений, основанных на некой идее. Все они полагают, что предприниматель — ловец возможностей. Он изучает материальный мир и находит способы гармонизировать, к примеру, различия в ценах посредством скупки ценных бумаг. Подобная позиция, по сути дела, представляет собой отголосок марксизма и диалектического материализма. Создается впечатление, что дарвиновский материализм — непреложная истина, которая служит социологам-теоретикам для прикрытия их слепоты по отношению ко всему, что касается творчества, идей и разума. Весь современный интеллектуальный мир страдает от последствий этой слепоты, навязанной марксистской философией и другими материалистическими течениями 20-го века.

— Вы говорите о «слепоте» материалистов. Что же тогда, по-вашему, представляет собой «зрение»? Признание наличия некоего интеллекта, существующего независимо от материи, Всевышнего, например?

— Наличие Творца подразумевает наличие веры. И это — вне компетенции науки. Теория разумного начала допускает возможность существования Всевышнего и, если принять во внимание вектор развития ее понятий — даже указывает на некое подобие пути к Нему. Но она не может дать Ему определение и не в состоянии доказать, что Он есть. Дарвинисты же полагают, что им удалось доказать отсутствие Всевышнего. Но, как отметил выдающийся физик, нобелевский лауреат Стивен Вайнберг, дарвинисты знают лишь одно: что наш мир и жизнь в нем с астрономической точки зрения — невероятное явление. Настолько невероятное, что их возникновение можно объяснить разве что с позиции существования многочисленных параллельных миров. Это — одна из самых бессмысленных уловок в истории науки. Трудно представить себе нечто более бестолковое, чем идея, что каждый электрон, двигаясь, порождает новые вселенные. А ведь именно так дарвинисты и объясняют возникновение и развитие нашего невероятного мира.

— Какое же объяснение «возникновению и развитию нашего невероятного мира» можете предложить Вы?

— Сотворение. Я вижу сотворение во всем: в экономике, в информатике… Вы можете узнать абсолютно все о физике и химии микрочипа, не имея ни малейшего понятия о том, какие функции он выполняет, не говоря уже о том, какая информация в нем содержится. То же самое можно сказать и о теории сетей. Можно исследовать каждый электрон и атом, являющийся частью оптико-волоконной сети, но остаться в абсолютном неведении относительно тех данных, которые по ней передаются.

Теория сетей подразумевает наличие семи уровней абстракции. Те же семь уровней, в несколько измененной форме, применимы и к компьютерной системе. Обе системы представляют собой структурное совершенство, приводящееся в действие сложным и многофункциональным оборудованием, в свою очередь представляющим структурное совершенство, в строении которого может разобраться только специалист, владеющий «исходным кодом». Теория, лежащая в основе структуры микрочипов, была разработана около 30 лет назад Карвером Мидом и Линном Конуэйем, и носит название — «иерархичный дизайн». Это — нисходящая модель, фундаментальная особенность которой заключается в том, что она не зависит от своего материального воплощения.

— Тот же принцип Вы применяете и к биологии человека?

— Да, в биологии действует тот же принцип. Содержащаяся в ДНК информация не связана с теми химическими элементами, из которых строятся цепочки ДНК: углеродо-водородно-фосфатные соединения, лежащие в основе нуклеотидов, не оказывают никакого влияния на содержание записанной в генах программы. И это — не просто часть теории ДНК. Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине Фрэнсис Крик назвал данный принцип фундаментальным догматом биологии. Программа ДНК способна влиять на белки в аминокислотах и даже изменять их, но белки не могут влиять на ДНК. Другими словами, слово воздействует на плоть, а не плоть на слово.

Принцип, который мы повсеместно встречаем в информатике, экономике и сетях, в практически неизмененном виде «работает» и в биологии.

— То есть, если мы вскроем мозг человека и подробнейшим образом изучим его строение, мы все равно ничего не узнаем о личности этого человека, его мыслях и эмоциях.

— Совершенно верно. Вскрытие тела не раскрывает секрет личности.

— Но какое отношение все это имеет к теории Дарвина, которую большинство людей воспринимает как принцип «выживания сильнейшего»?

— Дарвинизм — материалистическая теория, согласно которой идеи — эпифеномен, своего рода побочное явление физиологических процессов. Дарвин не имел ни малейшего представления о генетике. Он считал, что наследственная информация передается с помощью химических реакций, что химические вещества родителей определенным образом смешиваются. Согласно информационной теории, лежащей в основе большинства современных исследований, химические смеси не могут переносить информацию. Основной принцип информационной теории гласит, что для хранения и передачи информации с высоким уровнем энтропии требуется носитель с низкой энтропией. Разумеется, даже ДНК не способна ответить на фундаментальный вопрос о смысле жизни на земле. Значительная часть нашей ДНК, например, совпадает с ДНК тюльпана и улитки.

Что касается «выживания сильнейшего», случайных мутаций и естественного отбора — это почти ничего не объясняет. Случайные мутации и естественный отбор объясняют только то, как бактерии реагируют на антибиотики и приспосабливаются к ним. Это — доказуемый случай, который можно изучить на практике. Он показывает, что бактерии изменяются, но не совершенствуются. Их изменения обусловлены необходимостью приспособиться к тому или иному антибиотику и стать для него неуязвимыми. Когда эта цель достигнута, бактерия размножается в соответствии с законами естественного отбора, и в результате мы имеем дело с новой, устойчивой к определенному антибиотику бактерией. Но бактерия никогда, ни при каких условиях не превращается в более сложный, многоклеточный организм. По мере того, как ограниченная природа данного процесса становится понятной все большему числу людей, появляются дополнительные теории, пытающиеся залатать до неприличия огромные дыры в логике дарвинизма. Но ни одна из них не пытается выйти за рамки чистого материализма. Наука как таковая зиждется на принципе независимости интеллекта от данных. Но, если интеллект — не более чем материя, которая, по сути дела, является частью материи изучаемого феномена, тогда наука просто теряет смысл. Мне нравится цитировать Макса Делбрука, выдающегося физика, который впоследствии стал биологом. «Попытка ученых-неврологов создать чисто материальный мозг, — говорил он, — напоминает мне то, как барон Мюнхгаузен пытался выбраться из болота, дергая себя за собственные волосы».

— Вы сказали, что Творец подразумевает веру, а вера — это не наука. Какие же претензии Вы предъявляете ученым, рассматривающим тело и душу как две абсолютно независимые сущности?

— В своей новой книге, которая называется «Аналогия», я пишу о том, что после Альберта Эйнштейна ученые из инженеров превратились в теологов. Они перестали быть хозяевами оборудования, с помощью которого они осуществляли эксперименты и проверяли гипотезы, ограничиваясь исследованием доказуемых или наблюдаемых феноменов. Вместо этого они начали «материализировать математику». Так, идея о «многочисленных параллельных вселенных», например — материализация математической модели движения электронов, изобретенной Ричардом Фейнманом, которая оказалась чрезвычайно удобной для вычисления траектории единичного электрона. Предположение, что все траектории движения электронов имели место в действительности, и каждая из них породила собственную вселенную — не более чем бредовый материализм. Это — отчаянная попытка избежать последствий той невообразимой сложности и необыкновенности мира, в котором мы живем, а также нашего собственного сознания. Любые попытки свести сознание к исключительно физиологическим процессам обречены на провал. Но они все равно не прекращаются. Иными словами, ситуация такова: ученый отрицает ту ключевую истину, которая делает нас людьми и вдыхает жизнь в науку и в самого ученого.

— Вы утверждаете, что «ученые превратились в теологов». Но создается впечатление, что, на самом деле, вы хотите сказать другое, что ученые превращаются в идолопоклонников.

— Что ж, можно сказать и так. Они создали кумира из математики.

— Вы говорите, что ученые перестали быть хозяевами оборудования, с помощью которого тестировали свои гипотезы. Получается, наука не прогрессирует, а регрессирует?

— Инженерное искусство семимильными шагами движется вперед. А ученые-теоретики спекулируют на престиже, заработанном инженерами. По мнению Карвера Мида, которого многие считают величайшим инженером Силиконовой Долины, с начала этого столетия в теоретической науке наступили Темные Века.

— Вы употребили выражение «исходные коды». Что это такое?

— Исходный код доступным языком сообщает нам, что означают все эти непонятные бинарные комбинации, использующиеся в программировании.

— То есть, если рассматривать книгу Берешит как «аллегорию», то «исходным кодом» будет Древо Познания?

— Да, по всей видимости, Древо Познания можно считать особо возвышенным «исходным кодом», происхождение которого лежит за пределами нашего сознания. Это — Творец, который непознаваем. Получается, что абсолютное знание означает присвоение себе статуса и прав Творца. Человеческие существа не способны объять такое знание.

Уделом и наказанием для человека, покусившегося на подобное знание, становится постепенное старение и смерть. В конце концов, если бы компьютер стал личностью, он бы перестал быть компьютером.

Конечно же, многие писатели-фантасты допускают подобное развитие событий. Многие считают это возможным на основании закона Мура, согласно которому каждые полтора года «способности» компьютеров удваиваются. Книга американского теоретика так называемого «искусственного интеллекта», футуриста Рэя Курцвейла под названием «Сингулярность рядом» развивает идею, что человеческий разум есть ни что иное, как чрезвычайно сложная схема, которая посредством некоего количества цепей обратной связи, генерирует сознание. Я считаю, что, вне зависимости от того, сколько микросхем поместить в компьютер, он никогда не обретет сознание. Компьютер все равно останется машиной, которой будет управлять программист или владелец.

— Получается, что сознание — то ключевое отличие, которое составляет разницу между человеком и всеми другим формами жизни. Но ведь и у собак есть сознание, не так ли?

— Мы обладаем чрезвычайно сложным сознанием, во много раз превосходящим собачье. То есть между нами и собаками существует качественное различие. Сегодня многие склоняются к тому, чтобы поставить знак равенства между собаками и людьми, или дельфинами и людьми, или шимпанзе и людьми. Но наличие столь близкой связи между нами и ими возможно лишь в том случае, если мы признаем, что люди по сути своей — животные, а сознание, интеллект, способность к обобщению, воля, надежды и чувства — не более чем эпифеномены.

— Иными словами, разница между людьми и животными — не количественная, а — качественная.

— Именно так. Но многие уверены в том, что у дельфинов и шимпанзе — те же способности, что и у нас, но только в менее развитой форме.

— За весь наш разговор Вы так и не сказали, что разумное начало — это Всевышний.

— Я сказал, что разумное начало допускает возможность существования Всевышнего. Оно не дает Творцу определения, не диктует Его сущность, не пытается доказать Его присутствие, но демонстрирует, что вселенная иерархична. А иерархия подразумевает наличие некоей высшей точки. Эта высшая точка, эта вершина скрыта в облаках, однако это не исключает возможности того, что за облаками находится божественная сила. Сама иерархия заставляет нас ориентироваться на более высокий уровень бытия, сознания и интеллекта, а не идти на поводу у животных инстинктов, неизбежно затягивающих человека в бездну отчаяния и примитивизма.

— Насколько я поняла, Вы не исключаете возможности существования Всевышнего, так как усматриваете во вселенной иерархичность структуры. Но, тем не менее, Вы не беретесь утверждать, что на вершине иерархии, сокрытый в облаках, находится именно Всевышний?

— Я вполне могу это обсуждать. Я просто считаю, что это не имеет никакого отношения к науке. Речь в первую очередь идет о вере, воображении, надеждах и чувстве добра. Вера в Творца, по сути своей — вера в торжество добра.

— Вам не кажется, что все несколько сложнее? Современные писатели и люди искусства, возможно, возразили бы Вам, сказав, что высшая цель для них — благо рода человеческого.

— Они считают, что величайшее благо для человека — удовольствие, что стремление к удовольствию приносит удовольствие, и потому это благо. Мне же представляется, что удовольствие — эпифеномен стремления к добру и благу, потакание собственным прихотям.

— Но потакание прихотям действительно приносит удовольствие. Наш мозг посылает импульс голода или сексуального возбуждения. И мы утоляем возникшие желания.

— Мы едим для того, чтобы снабжать организм питательными веществами и оставаться здоровыми, и в процессе насыщения испытываем удовольствие. Обжорство же приносит болезни, то есть дает противоположный эффект. Или, скажем, секс. У сексуальных стремлений должна быть некая возвышенная цель — любовь, тяга к единению, желание зачать новую жизнь...

— Огромное количество людей в нашем мире, поклоняясь некой высшей силе, питая своего рода возвышенные надежды и стремясь осуществить их, совершают массовые убийства.

— Люди, убивающие других людей во имя Творца, на самом деле поклоняются сатане.

— Ваши жизненные и профессиональные интересы иначе как эклектичными не назовешь. Что общего между микрочипами, взаимоотношениями полов, теорией разумного начала и экономикой предложения?

— Я верю, что вселенная иерархична, и была преднамеренно создана. Иными словами, верю в существование Творца. И мы, в лучшие минуты нашей жизни, действуем по Его образу и подобию. Именно эта нисходящая модель и связывает воедино все виды моей деятельности. Я почувствовал, что основная причина ущербности феминизма, например, заключается в его склонности к чисто животной страсти, которая не преследует цель создать новую жизнь. Изучая экономику, я пришел к выводу, что предложение порождает спрос. Компьютеры, телекоммуникации и впоследствии биология, указали мне на тот же принцип. Именно так я и пришел к теории разумного начала, увидев в ней ту же структуру, которую до того распознал в экономике и сексуальности, информационной теории и теории сетей.

Я — религиозный человек. Дарвинисты тоже религиозны, потому что верят в анти религию материализма, развязывающую им руки и позволяющую получать абсолютно любые удовольствия. Таким образом, они верят в случайность и бессмысленность вселенной, в которой, если принять на вооружение экзистенциализм, время от времени появляются героические личности, чье существование дарит другим некие идеалы и вдыхает смысл в их бытие. Но в целом человечество обречено на разложение и смерть. Это — философия, ответственная за разложение нравов не одного поколения людей. Думаю, что в 21-м веке мы должны ее перерасти.

Жизнь имеет глубокий смысл, и смысл ее заключен не в физиологических аспектах бытия, а в воображении, стремлениях и вере. Моя вера во все это — ключ для понимания биологии.

— Если жизнь на земле действительно подчиняется высшей иерархии, не все ли равно, к какой школе принадлежит каждый конкретный ученый — материалистической или идеалистической? И разве разумное начало не сильнее тех «бессмысленных» сил, о которых Вы говорите?

— Человеческие существа обладают свободной волей. Парадоксально, но это означает, что мы не можем просто сидеть, сложа руки, и ждать триумфа добра. Наш долг заключается в том, чтобы активно способствовать триумфу. Сочетание судьбы и свободы воли — величайший парадокс, увенчивающий человеческое существование. Не всем людям дано стать свидетелями триумфа добра. Но не следует забывать, что его сила — именно в том, что оно простирается далеко за пределы отдельной человеческой жизни. Храня верность добру, вы становитесь частью некоего высшего процесса — всеобъемлющего и не вмещающегося лишь в вашу жизнь…