По первым словам фразы: «И собрал Моше всю общину Сынов Израиля» (Шемот, гл. 35, ст. 1).

И собрал на иврите - ваякель.

В нашей недельной главе о заповеди соблюдения субботы сказано: «Шесть дней делайте работу, а седьмой день, чтобы был свят для вас, день полного покоя, посвященного Творцу» (Шемот, гл. 35, ст. 2).

Одно из важных условий выполнения этой заповеди — прекращение всех производительных работ. Тогда почему заповедь о шаббате начинается словами — «Шесть дней делайте работу»? Странно, не правда ли?

На эту странность обратили внимание не только мы. На это обратили внимание и комментаторы, сочтя правильным ее разъяснить.

Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век) пишет, что повеление построить Мишкан (Переносной Храм в пустыне) не случайно предваряет запреты субботы. Из этого мы должны понять, что даже ради такой великой цели — нельзя нарушать шаббат. Обязанность возвести Шатер Откровения, натыкаясь на субботний запрет, как написано в Мидраше Мехильта — тихо отходит в сторонку, не в силах его отодвинуть. 

Таким образом, — подводит итог Рамбан (Рабейну Моше бен Нахман — Нахманид; великий комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Испания – Эрец Исраэль, конец 12-го – начало 13-го вв.), — работы по строительству Мишкана и изготовлению всей необходимой для него утвари можно совершать не более шести дней подряд. Седьмой же день недели — особый, выделенный Всевышним день, когда действуют другие законы. И все виды работ, производимые на строительстве Мишкана, вступают в прямое противоречие с этими законами, и не совместимы с субботой. Поэтому и сказано: «Шесть дней делайте работу, а в седьмой день...». Хотя, стоп. Союзы «а» и «и» в иврите могут обозначаться одинаково — буквой «вав». Поэтому нашу фразу можно перевести и так: «шесть дней делайте работу и в седьмой день».

В Иерусалимском Талмуде (трактат Шаббат, гл. 6) говорится, кстати, что слова «седьмой день» — относятся к сказанному раннее. И, значит, связаны с ним, но — не противопоставляются ему.

Выходит, такое понимание фразы — «шесть дней делайте работу и в седьмой день» — вполне соответствует тому, что написано в Иерусалимском Талмуде.

Но как такое может быть? Как это соотнести с комментариями Раши и Рамбана? 

Постараемся в этом разобраться.

В Мишне (трактат Шаббат, гл. 7, мишна 2) названы все основные виды работ, которые осуществлялись в процессе строительства Мишкана, и, соответственно, в субботу — запрещены. Мишна сообщает нам, что таких видов работ насчитывается сорок без одного. Да-да, вы не ослышались — не тридцать девять, а именно — сорок без одного. Так написано в мишне.

Но для чего понадобилась такая странная формулировка? Почему бы не написать — 39 видов работ?

В описании процесса Сотворения мира есть такие слова: «И завершил Всевышний на седьмой день Свой труд» (Берешит, гл. 2, ст. 2). Но, ведь известно, что Всевышний созидал мир только шесть дней. В седьмой же день, Он не совершал никакой работы. Значит, творение было завершено еще в шестой день. Почему же в Торе считается, что оно продолжалось все семь?

Ответ на этот вопрос содержится в Мидраше (Мидраш Раба на книгу Берешит, гл. 10). 

— Чего недоставало миру? — задаются вопросом Учителя. И отвечают: Покоя. Настала суббота — настал покой.

Несмотря на то, что труды по Сотворению мира были прекращены на исходе шестого дня, мир, все еще не был завершен. И только отдохновение в седьмой день стало финальной точкой творения. Поэтому отдых от работы, покой — тоже одна из форм Сотворения мира.

Теперь нам понятно, почему в Торе написано, что создание мира продолжалось семь дней, а не шесть. Ведь покой от всякой созидательной работы — тоже работа.

Таков логический вывод из вышесказанного. Этот вывод — ключ к пониманию мишны.

Действительно, существует 40 видов работ (считая покой). Но в шаббат запрещены только 39 из них. Сороковая же не просто не запрещена, она — в числе заповедей. Отсюда и формулировка: «40 видов работ без одного».

Теперь и сказанное в Иерусалимском Талмуде не выглядит противоречивым.

Написано в нем: «Шесть дней делайте работу» (все виды работ). «И в седьмой день» — только ту, что разрешена. Не просто разрешена, но — обязательна. Это — покой, отдых, который тоже считается работой.

Выполнение этой работы наполняет седьмой день святостью. Вот и выходит: шесть дней трудись, и в седьмой день — тоже трудись. Над тем, чтобы не совершать запрещенных работ. И окружи себя покоем, освяти седьмой день…

В нашей недельной главе дается такой определение субботе — «День полного покоя, посвященного Всевышнему». И далее — предупреждение: «Всякий, кто делает в этот день работу, будет предан смерти» (Шемот, гл. 35, ст. 2).

Об особом отношении сынов Израиля к субботним заповедям написано множество книг.

Учителя во всех поколениях прикладывали немало усилий, чтобы «наши субботы» соответствовали «субботе Всевышнего». Они могли занимать в своих наставлениях весьма жесткую позицию, а порой — ограничивались легким намеком.

Приведем здесь два примера, которые дают представление о той ответственности за соблюдение шаббата, которую берут на себя главы поколений. 

Однажды субботней ночью раву Йосефу-Хаиму Зоненфельду (главный раввин Иерусалима в первой трети 20-го века) стало известно, что в одной из соседских семей зажгли огонь, тем самым осквернив субботу. В мгновение ока раввин оказался у дверей дома нарушителей шаббата. И... Нет, он не стал стучать в дверь. Разъяренным вихрем влетел он в квартиру и излил на впавших в ступор жильцов всю свою боль, все свое негодование, спровоцированное их поступком.

Но вот жильцы мало-помалу оправились от шока, вызванного неожиданным появлением раввина. И тут же наглость взяла верх над совестью:

— На каком основании почтенный раввин без разрешения врывается в чужой дом?!  

— Когда еврейский дом пылает в огне, — ответил на выпад раввин, — когда еврейство сгорает дотла — нет времени на соблюдение правил приличия. Лучше уж, поверьте, пренебречь правилами приличия, чем законами шаббата…

Раби Хаим-Меир из города Вижницы (глава хасидской общины в Вижницах, первая половина 20-го века) сидел за  субботним столом в окружении множества учеников и последователей. Ребе неторопливо ел фрукты, а хасиды, как водится, ели ребе глазами. И вот раби запел субботнюю песню «Каждый, кто освящает седьмой день...». Хасиды дружно подхватили знакомый напев. Звонкие голоса старательно выводили прекрасную мелодию, выпорхнувшую сквозь открытые окна на улицу. Но вдруг во всеобщей идиллии произошел какой-то сбой. Дойдя до слов «Берегущий субботу от осквернения», ребе, как будто запнулся на слове «мехалело» («от осквернения»). Он стал повторять его вновь и вновь, словно заевшая пластинка.

Хасиды не сразу заметили, что произошло, и продолжили, было, пение. Но вскоре, ощутив, что что-то не так — один за другим умолкли. И только ребе, будто застрявшей в царапине на пластинке иглой, все повторял и повторял «мехалело, мехалело…», словно взятый этим выражением в плен.

Хасиды непонимающе уставились на раби. А его глаза буравили стену. За этой стеной, в дальнем углу комнаты примостился щуплый паренек. Надежно укрывшись от чужих взглядов, он сосредоточенно грыз ногти (действие, запрещенное в шаббат), ничего не замечая вокруг.

«Мехалело, мехалело…». Голос ребе, будто иглой расковырял разомлевшее от приятного занятия подсознание парня. Он вздрогнул, опомнился и вынул пальцы изо рта.

В нашей недельной главе читаем: «И сказал Моше всей общине сынов Израиля: Вот что повелел Творец, сказав — возьмите от себя приношение для Него» (Шемот, гл. 35, ст. 4-5).

Комментируя фрагмент «Вот что повелел Творец, сказав», Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век) объясняет, что здесь подразумевается фраза: «Вот, что Всевышний повелел мне сказать вам»

Но что Раши добавляет своим комментарием? Разве и без этого не понятно, что Творец обращается к Моше, велев, чтобы тот передал Его указание всему народу Израиля?

Но не будем спешить с выводами.

Для начала вспомним, что совсем недавно мы читали и обсуждали недельную главу под названием Трума, и в ней речь идет о различных приношениях и пожертвованиях сынов Израиля на строительство Мишкана (Переносного Храма в пустыне).

В Мидраше (Мидраш Раба на книгу Ваикра, гл. 1) говорится, что сам Моше ничего не пожертвовал на Мишкан и очень переживал из-за этого.

— Твои речи приятнее Мне всех приношений, вместе взятых, — успокоил его Всевышний.

Так написано в Мидраше. 

И тут возникает вполне закономерный вопрос: о каких именно «речах», особо приятных Ему, говорит Творец?

Очевидно, Всевышний ставит в заслугу Моше то, что тот побуждал евреев жертвовать на возведение Храма. Ведь вся трума, все приношения на Мишкан были собраны, благодаря усилиям Моше. 

Таким образом, комментарий Раши помогает понять, почему Моше, призывая отделять труму для Мишкана, сам, от себя лично, ничего не пожертвовал.

С учетом комментария Раши, мы понимаем, что Моше, обращаясь к народу, говорит: «Возьмите от себя приношение для Него. Это Всевышний заповедовал вам, а не мне. Мне же Он велел побуждать вас приносить труму».

Отсюда мы можем выучить важное правило: заслуга побуждающего сделать пожертвование на благое дело, в глазах Творца — выше, нежели заслуга самого жертвователя. Ведь меценат, к примеру, пожертвовав собственные средства на благое дело — приобретает, по сути, почет и уважение. А вот человек, который отыскивает меценатов и уговаривает их дать цедаку — жертвует не только своим временем и силами, но в определенной степени — и честолюбием. Ему наверняка сполна приходится испить чашу людской раздражительности и пренебрежения.

Зато слова Всевышнего — «Твои речи (усилия, побуждающие людей жертвовать на благое дело) Мне приятнее собранных средств» — он, безусловно, может отнести и на свой счет.