В первой фразе главы сказано: «И поселился Яаков в стране проживания своего отца, в стране Кенаан...».

И поселился на иврите — вайешев.

Написано в нашей недельной главе: «Вот родословие Яакова — Йосеф…» (Берешит, гл. 37, ст. 2).

В Мидраше (Мидраш Раба на книгу Берешит, гл. 84) говорится, что Яаков и Йосеф были очень похожи. И не только внешне. Схожими в определенном смысле были и их жизненные пути.

Впрочем, в названном Мидраше отмечается и еще одно сходство: оба они, Яаков и Йосеф, родились обрезанными, без крайней плоти.

И действительно, о Яакове сказано, что он был «человеком цельным, совершенным» (Берешит, гл. 25, ст. 27). Настолько цельным и совершенным, что даже обрезание делать ему — не понадобилось.

Но откуда известно, что и Йосеф родился без крайней плоти?

Ранее в книге Берешит мы прочли, что Рахель, родив Йосефа, сказала: «Устранил Всевышний позор (на иврите — «херпа») мой» (гл. 30, ст. 23).

Слово херпа, может использоваться для обозначения позора, связанного с отсутствием обрезания.

В развитие истории с дочерью Яакова Диной. Как написано: «Ведь позор (херпа) для нас отдать сестру необрезанному» (Берешит, гл. 34, ст. 14), — сказали сыновья Яакова Шхему (подробнее об этом — см. на сайте, к примеру, в обзоре недельной главы Ваишлах, пятый годовой цикл обсуждения).

Таким образом, фразу — «Устранил Всевышний позор мой» можно понять и так, что Всевышний создал Йосефа уже обрезанным, без крайней плоти, «без позора».

И еще, когда родился Йосеф, Яаков попросил Лавана немедленно отпустить всю его семью (Берешит, гл. 30, ст. 25).

Понятно, что обрезание в дороге делать опасно. Поэтому нужно было дождаться, когда Йосефу минет восьмой день, обрезать его и затем отправляться в путь. Но мы видим, что Яаков не собирается ждать. Он готов уйти от Лавана немедленно. Исходя из этого, можно сделать вывод, что в обрезании не было нужды, так как Йосеф родился без крайней плоти.

А теперь вопрос, который напрашивается с самого начала: ну, хорошо, у Йосефа действительно много общего с отцом, но упоминать только его в «родословии Яакова»... А как же остальные его дети?

В Талмуде (трактат Берахот, лист 60) наши Учителя, разъясняя суть этого фрагмента, напоминают историю с женой Яакова Леей.

Когда Леа была беременной, она очень переживала за сестру. «Если у меня родится сын, — размышляла она, — моя сестра Рахель даже служанке не будет равной». Ведь у служанок родились от Яакова по два сына. А у него должно было быть всего 12 сыновей.

Так что, если бы Лея родила сына (седьмого по счету у нее) — Рахель могла бы иметь только одного сына.

Лея молилась о Рахели, и дитя в ее утробе стало девочкой. 

Новорожденную, как известно, назвали Диной. Дина, хоть и была девочкой, все же сохранила в себе какие-то мужские черты. 

В Мидраше (Ялкут Шимони, на недельную главу Тазриа) Учителя пишут, что девочки больше связаны с отцом, а мальчики — с матерью. И в подтверждение своих слов они ссылаются на фразу в Торе — «Если женщина зачнет и родит дитя мужского пола…» (Ваикра, гл. 12, ст. 2). 

Выходит, мужские качества Дины укрепили ее духовную связь с Леей. 

Йосеф же изначально должен был родиться девочкой, и хотя в заслугу Леи, он в конечном итоге, родился ребенком мужского пола, многие качества у него остались женскими. Он, например, как пишет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век) в своем комментарии на книгу Берешит — тщательно причесывался, следил за своей внешностью.

Преобладание женских качеств и обусловило возникновение особых отношений между ним и его отцом Яаковом. Ведь с отцом больше связаны девочки. Поэтому и сказано: «Вот родословие Яакова — Йосеф». Ведь Йосеф был Яакову ближе всех остальных.

Ход нашей истории во многом был определен конфликтом, развившемся между Йосефом и братьями. Вот как он начинался: "И приносил Йосеф о них (о братьях) славу худую их отцу" (Берешит, гл.37, ст.2). 

Но какая такая "худая слава" могла водиться за братьями Йосефа?

Йосеф рассказывал отцу обо всем дурном, что замечал за своими братьями, сыновьями Леи. Он говорил, что они ели часть от живого еще животного и пренебрежительно относились к сыновьям служанок, называя их слугами, и что существуют опасения относительно их поведения с женщинами.

Но разве можно себе представить, что сыновья Яакова совершали такие прегрешения? С другой стороны, трудно предположить, что Йосеф все это выдумал, чтобы очернить братьев в глазах отца. Согласитесь, ничего подобного ни от Йосефа, ни от его братьев мы не ожидаем. Так как же было на самом деле?

А было так. Братья решили проверить Йосефа, насколько он умеет хранить тайну, не является ли доносчиком?

С этой целью они разыграли перед ним небольшой спектакль. Они взахлеб обсуждали как вкусно было есть часть от живого и как полезно это. И о младших братьях своих, сыновьях Билhи и сыновьях Зилпы говорили пренебрежительно, и также о женщинах было сказано, что-то фривольное. Йосеф же все принял за чистую монету. И решив, что братья обмениваются впечатлениями о том, что было на самом деле, рассказал обо всем отцу. 

"И приносил Йосеф о них (о братьях) славу худую". То, что мы перевели как "худая слава", в оригинале - "дибатам раа". Не отсюда ли в русский язык проникли "дебаты"? Йосеф рассказывал не о реальных поступках братьев, но лишь об их дебатах, пустых дебатах, не имевших никакого отношения к реальности. Ну прямо парламентские дебаты, точь-в-точь.

Выходит, хоть братья и не совершили тех прегрешений, что им приписывала "худая слава", но и нельзя сказать, что Йосеф обманывал отца.

Определяющим, в этой ситуации, является вопрос, как Яаков воспринял оперативные донесения Йосефа, поверил ли им?

Впрямую об этом в Торе не сказано, но ответ, очевидно, отрицательный. "Диба" (хула) не произвела впечатления на Яакова, не заставила его плохо думать о сыновьях. Более того, он желал, чтобы и Йосеф изменил свое мнение. Именно с этой целью он посылает его проведать братьев.

Вот наставления Яакова Йосефу, перед тем как тот отправился в путь.

"Пойди же, посмотри, мир ли братьям твоим" (там же, ст.14). Пойди и убедись, что между твоими братьями мир и никто никого не притесняет.

"И цел ли скот" (там же). Проверь и убедись, что скот цел, и братья не едят от живого.

"Ведь братья твои пасут в Шхеме" (там же, ст.13). Твои братья самоотверженно вступились за честь Дины. Они не побоялись выступить против правителя города и против всех жителей, когда была задета честь сестры. Поэтому никак нельзя усомниться в их порядочном отношении к женщинам.

Таким образом, отправляя Йосефа к братьям в окрестности Шхема, Яаков хотел, чтобы тот убедился в беспочвенности всех обвинений.

Говорится в нашей недельной главе, что, увидев приближающегося Йосефа, братья начали сговариваться, чтобы схватить его и убить. И далее сказано: «И услышал Реувен и освободил его из их рук» (Берешит, гл. 37, ст. 21).

Реувен хотел спасти Йосефа и убедил братьев не убивать его, а пока посадить в яму. В дальнейшем он рассчитывал вызволить Йосефа из ямы и вернуть его отцу. Но задуманному не суждено было осуществиться. Так как по совету Иегуды, братья продали Йосефа в Египет. Несмотря на то, что в конечном итоге, Реувену не удалось обеспечить возвращение Йосефа к отцу, Тора весьма позитивно описывает его действия в той ситуации и подчеркивает его добрые намерения.

В Мидраше (Мидраш Раба на книгу Ваикра, гл. 34) Учителя замечают, что в случае, если бы Реувен тогда знал, что его поступок будет описан в Торе — он тут же взвалил бы Йосефа на плечи и немедленно доставил его к Яакову.  

Неужели Реувеном двигала жажда славы, а не искреннее желание спасти брата?

Женщина, которая всегда поносила бездомных на чем свет стоит, которая морщилась и зажимала нос, лишь завидев бездомного издали, и, узнав, что снимают сюжет о милосердии, схватила дорогущую колбасу и бросилась с ней наперевес, отпихивая всех прочих милосердных, чтобы попасть в кадр.

О Реувене, конечно же, нельзя сказать ничего подобного. Реувен спасал Йосефа исключительно во имя Небес. Личная слава его не интересовала ни на йоту. Будучи очень скромным человеком, Реувен совершенно не желал прославиться. Поэтому он действовал скрытно. Он предложил братьям временно поместить Йосефа в яму. С тем, чтобы, дождавшись, когда страсти улягутся, незаметно отвести отрока к отцу.

Реувен хотел спасти Йосефа. Но так, чтобы не поднимать шумиху вокруг своей персоны. Помните — «Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы...». Реувен действовал ради Славы Творца, и маршаковский образ «неизвестного героя» — это как будто бы про него. Герой Маршака сбегает от славы, запрыгнув на подножку трамвая. У Реувена не было такой возможности. Чтобы скрыть свою причастность к спасению Йосефа, он старался действовать незаметно. А это очень сковывало, очень ограничивало его возможности. И хотя Реувен и смог спасти жизнь Йосефа, к отцу он его не вернул. 

Когда Яакову сообщили о смерти Йосефа, тот, как сказано в нашей недельной главе — скорбел о нем много дней (Берешит, гл. 37, ст. 31). Тогда все его дети пришли к нему, чтобы утешить, но он не принял утешения. И мы читаем об этом: «И поднялись все его сыновья и все его дочери, чтобы утешить его, но он отказался утешиться» (там же, ст. 35).

Обратим внимание на слова — «все его дочери». До сих пор нам было известно лишь об одной дочери Яакова — Дине.

В описании возвращения Яакова от Лавана в родные края, в Торе написано: «И поднялся он в ту ночь, и взял он двух своих жен и двух служанок, и одиннадцать своих детей» (Берешит, гл. 32, ст. 23).

А где была Дина? - задается вопросом Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век). И приводит ответ из Мидраша (Мидраш Раба на книгу Берешит, гл. 76), где сказано, что Яаков спрятал Дину в сундук и запер, чтобы Эсав ее не приметил.

Позднее Яаков был за это наказан. Ведь Эсаву могла понравиться Дина. Он попросил бы Яакова отдать Дину ему в жены. И тогда ей, быть может, удалось благотворно повлиять на Эсава, вернуть его на праведный путь.

Но Яаков, спрятав Дину, лишил Эсава этого шанса. И вместо того, чтобы стать женой Эсава, Дина досталась Шхему. 

Из этого Мидраша как будто бы следует, что у Яакова была только одна дочь, Дина. Но почему же тогда в Торе написано — «все его дочери»?

В том же Мидраше (гл. 84) раби Иегуда говорит, что у Яакова вместе с каждым сыном рождалась еще и девочка-близнец. Эти девочки и стали женами своих братьев по отцу. 

Таким образом, Яаков, кроме Дины, имел и других дочерей. Но где они все они были, когда он прятал Дину?

Если предположить, что Яаков, по умолчанию, спрятал всех своих дочерей в большом сундуке или в нескольких сундуках — почему же тогда он был наказан только за Дину? Ведь невозможно представить, что кроме Дины, Шхем выкрал и остальных дочерей Яакова и на всех хотел жениться.

Конечно же, нет.

Яаков не прятал своих дочерей от Эсава. И не потому, что сундук был слишком мал, и не из-за острой нехватки сундуков. Просто на тот момент все дочери Яакова уже были замужем. А на замужних Эсав не позарился бы.

Свободной была только Дина. Вот Яаков ее и спрятал.

В Торе читаем, что Йосеф, находясь в египетской тюрьме, растолковывает сны двум своим сокамерникам: придворным виночерпию и пекарю. И все происходит в точности так, как и предсказал им Йосеф. Написано в нашей недельной главе: «И возвратил он (Паро, то есть — фараон) старшего над виночерпиями к его служебным обязанностям, и подал тот чашу в руку Паро. А старшего над пекарями он повесил, как и говорил им Йосеф» (Берешит, гл. 40, ст. 21-22).

В своем комментарии на этот фрагмент Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век) пишет, что придворный виночерпий был наказан за то, что в кубок фараона с вином попала муха. А царский пекарь — за камешек, обнаруженный в хлебе.

В итоге, после года в заключении, виночерпий был возвращен на должность, а пекарь — казнен.

Какова же логика этих двух совершенно разных приговоров?  

Итак, камешек — против мухи. Камешек уничтожает пекаря, а муха — вытаскивает виночерпия из тюрьмы. 

Но почему?

Муха, если она живая, обладает собственной активностью. Сделать так, чтобы она не попала в бокал, бывает порой весьма затруднительно. Поэтому «преступление» виночерпия против фараона, с этой точки зрения, скорее — непредвиденная случайность.

У камешка же нет ни крыльев, ни ног. Следовательно, ни залететь, ни заползти в тесто сам он не мог. По-видимому, он попал туда с мукой. Стало быть, мука была плохо просеяна. А это уже — халатность пекаря. Так его и повесили, в халате.

И все же, согласитесь, что муха в вине гораздо противнее камешка в хлебе. Муха, попавшая в бокал фараона, наверняка фараону и достанется. Кроме него, из этого бокала никто не пьет.

Камешек в хлебе, конечно же — тоже неприятность. Но отвращение он не вызывает. Да и фараон не съест целую буханку. Так что, совсем не обязательно, что камешек попадется именно ему.

Почему же тогда казнили пекаря, а не виночерпия? 

Два этих придворных, как это часто бывает, ненавидели друг друга. Они плели интриги и строили друг другу козни. С единственной целью — навлечь гнев владыки на «оппонента».

И вот, после множества хитроумных интриг, которые ни к чему не привели, после тщетных попыток дискредитировать соперника, недруги сняли перчатки и прибегли к грубым решительным действиям.

Пекарь поймал муху и незаметно подбросил ее в бокал Паро, а виночерпий подложил камешек в тесто, из которого должны были испечь хлеб для царского стола.

Проступок пекаря, который поймал муху и бросил ее плавать в царский кубок, разумеется — сильнее бьет по чести фараона, нежели камешек, подброшенный виночерпием в тесто. Поэтому пекарь был казнен, а виночерпий отделался годом тюрьмы.