По слову в первой фразе: «И говорил Моше главам колен сынов Израиля...». Колено (еврейский род, потомки двенадцати родоначальников — сыновей Яакова ­ Израиля) на иврите — мате (мн. ч. — матот).

В нашей недельной главе, как нам известно из обзоров прошлых лет (см. на сайте обзоры недельной главы Матот, первый, второй, третий, четвертый и пятый годовые циклы обсуждения) Тора дает законы обетов (на иврите «обет» — недер).

Здесь мы, в частности, есть такой текст: «Если женщина дает обет Всевышнему и наложит на себя запрет — в доме отца своего (она еще не вышла замуж), в юности своей. И услышит отец ее обет... и промолчит отец, должна она выполнять все обеты свои. Если же в день, когда отец их (обеты) услышал, он воспретит ей (аннулирует обет), они, обеты, потеряют свою силу и не должны выполняться, и Всевышний простит ей…» (Бамидбар, гл. 30, ст. 4-6).

Следует напомнить, что в еврейской традиции обещание (обет) — дело очень серьезное. Как написано в нашей недельной главе: «...вот, что повелел Всевышний... Если кто дает обет Всевышнему или поклянется клятвой, наложив на себя какой-либо запрет, он не должен нарушать слова своего, все, что сказал — должен сделать…» (Бамидбар, гл. 30, ст. 2-3).

Принцип «сказано — сделано», один из важнейших принципов еврейского образа жизни (см. на сайте обзор недельной главы Матот, первый годовой цикл обсуждения). Недаром наши Учителя наставляют нас: не давай обещаний, если в этом нет крайней необходимости (см. на сайте, к примеру, обзор листа 106 трактата Менахот).

Но вернемся к цитате, которая прозвучала в начале нашего обзора.

Все в ней как будто бы ясно. Речь идет об обете, который дает девушка. Она живет в доме отца и подчиняется заведенному им распорядку. Поэтому отец вправе вмешиваться в ее жизнь и отменить ее обещание — если по каким-то причинам оно его не устраивает.

Это право, — подчеркивают Учителя, проанализировав данный фрагмент, — есть и мужа женщины. Ведь именно он, муж, устанавливает в доме правила, которым подчиняются все члены семьи.

Однако прочтем еще раз финальную часть приведенного отрывка — «…и Всевышний простит ей». Тут находим, казалось бы, некое «несоответствие» сказанному. За что, собственно должен Творец прощать эту девушку (женщину). Она берет на себя обязательство, намереваясь его выполнять. Разве ее вина, что отец или муж ее обет аннулируют? Ведь сама Тора требует, чтобы она подчинилась воле мужа или отца. Нет, что-то здесь явно «не сходится»…

В этом отрывке, — разъясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век), комментируя недельную главу Матот, — перед нами более сложная ситуация, чем это может показаться на первый взгляд.

Допустим, девушка (или замужняя женщина) дала обет назира (так на иврите именуется человек, который берет на себя обет не пить вино, не стричь волосы и не прикасаться к источнику духовной нечистоты — см. на сайте, к примеру, обзор недельной главы Насо, первый годовой цикл).

Все — логично. Человека, нарушившего «несуществующий» обет (то есть практически он не допускает никакого нарушения) не за что наказывать. Об этом, видимо, и сообщает нам Тора.

Но почему вообще в данных обстоятельствах, когда «состава преступления» нет, возникает вопрос о прощении?..

В словах «…и Всевышний простит ей», — отмечают Учителя, — содержится предостережение. Тора подчеркивает, что человек несет ответственность за каждое свое обещание и обязан его выполнить. И в том, случае, если он нарушает обет, ему полагается наказание, избежать которого можно искренним раскаянием, получив прощение Творца (искупление вины — отдельная тема, и здесь мы касаемся вскользь лишь аспекта, интересующего нас в данной ситуации).

Учителя приходят к такому выводу, применив при анализе текста принцип каль ва-хомер (если в «легком», простом, случае то или иное утверждение действительно, то в более «весомом», насыщенном дополнительными, укрепляющими данное утверждение законами — оно тем более действительно). Это — один из тринадцати «инструментов» исследования текстов Торы, которые были получены Моше на горе Синай (вместе с самой Торой).

В нашем случае, применив в процессе исследования «инструмент» каль ва-хомер, Учителя выводят такую формулировку: если даже при нарушении уже расторгнутого обета люди нуждаются в том, чтобы получить прощение, то при нарушении «действующего» обета они тем более в этом нуждаются (Талмуд, трактат Кидушин, лист 81).

Однако Раши, анализируя процитированный выше фрагмент Торы, открывает в нем и иную грань Истины.

Положим, отец девушки отменил данный ею обет, — продолжает он, — но она ничего не знала об этом. И полагала, что ее обет в силе. Она, к примеру, взяла на себя обязательство не пить виноградное вино, но все же — выпила. Формально она не нарушила обет — ведь он ее отцом был аннулирован. Тем не менее, нарушение с ее стороны все же есть: не зная, что обет отменен, она не выполнила обещанное как бы в своих намерениях. Сказала — и не сделала. И тут уже факт расторжения обета ее отцом, с позиции Небес, приобретает второстепенное значение. Поэтому девушка и нуждается в прощении Всевышнего. И Он, как сказано в Торе, «простит ей».

Что же важнее в поведении человека: действие или намерение? В еврейском мировоззрении это очень важный вопрос.

Перед получением Торы у подножия горы Синай еврейский народ провозгласил: «сделаем и услышим (поймем)» (Шемот, гл. 24, ст. 7). Сначала сделаем, потом будем пытаться понять смысл мицвот (множественное число от слова мицва — «заповедь»). Иными словами, у горы Синая сыны Израиля заявили о своем намерении выполнять заповеди, «не рассуждая» — даже если неясно им, какой смысл вкладывается в заповедь (см. на сайте обзор недельной главы Хукат, шестой годовой цикл обсуждения).

Всевышний, — написано в Талмуде, «желает твоего сердца» (лист 106 трактата Санѓедрин). Что это означает?

Это означает, что Всевышний ждет от нас, чтобы мы служили Ему, любя Его «всем сердцем и всей душой» (Дварим, гл. 6, ст. 5). Намерения людей «копятся» в их сердцах, и лишь тот, кто любит Творца «всем сердцем», способен, не задумываясь осуществить Его наказ.

Намерение и действие — две стороны акта реализации любой заповеди. Мы в ответе перед Творцом не только за наши поступки (действия), — наставляет Талмуд, — но в каком-то смысле и за наши намерения. Ибо не только действие, но и намерение может оказывать влияние на мир (см. на сайте обзор листа 48 трактата Йома).

Формально этот человек не нарушил еврейский закон. Тем не менее, он несет ответственность перед Всевышним за свою готовность совершить проступок, за свое дурное намерение. Поэтому ему следует попросить прощения у Творца.

Когда раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2-й век), — рассказывает Талмуд, — прочел в Торе этот отрывок (первая цитата в нашем обзоре) он заплакал и произнес: «Если человек хотел взять кусок свинины и по ошибке взял кусок кошерной телятины, он все равно должен раскаяться и просить прощения (у Творца)…» (трактат Кидушин, лист 81).

Раби Акива осознавал всю меру ответственности человека перед Всевышним, он знал, что нарушение заповедей даже на уровне намерения способно внести «поломки» в систему Управления миром.

Этому, в частности, учит нас недельная глава Матот…

По первой фразе, где сказано: «Вот этапы продвижения сынов Израиля после Исхода из Египта...». (гл. 33, ст. 1). На иврите «этапы продвижения» — масаим, а если за этим словом следует дополнение (в данном случае это — «сынов Израиля»), оно принимает грамматическую форму масей.

В нашей недельной главе, которой заканчивается книга Бамидбар, содержится, как это часто бывает в Торе, несколько тем. Но здесь это приобретает особый смысл, ибо это, можно сказать, «итоговая» глава, которая подводит черту странствиям евреев по пустыне. В следующей книге Торы разговор будет о жизни еврейского народа в Эрец Исраэль.

Речь в недельной главе Масей идет об этапах пути, длинною в сорок лет, который проделали евреи после Исхода из Египта и получения Торы (см. на сайте обзоры недельной главы Масей, первый и четвертый годовые циклы обсуждения). И о проблемах расселения евреев на территории Земли Израиля (см. на сайте обзор недельной главы Масей, пятый годовой цикл обсуждения).

Однако дается в нашей недельной главе и новый, уникальный в своем роде закон, который довольно труден для понимания современных людей. Это — закон о городах-убежищах.

И все равно в самой «формулировке» закона — множество неясностей.

Тому, кто совершил непреднамеренное убийство и перебрался на жительство в город-убежище, — сообщает Талмуд, проведя глубокий анализ текста Торы, — запрещается покидать город-убежище, даже в том случае, если в суде необходимы его свидетельские показания. Даже если в его услугах нуждается военачальник, он все равно не имеет права выйти за пределы города-убежища. И даже если в нем нуждается община Израиля (трактат Макот, лист 7; в размещенных на сайте обзорах листов трактата Макот фрагмент Мишны, касающейся данной темы, опущен).

То есть до самой смерти, как бы ни сложились обстоятельства, «нечаянный» убийца проживет в городе-убежище. При жизни он сможет свободно выбрать себе, где ему жить, только после того, как уйдет в иной мир коэн-гадоль (если такое при его жизни случится).

Это распоряжение Торы требует отдельного разъяснения, ибо на первый взгляд может показаться, что оно вступает в «противоречие» с еврейской традицией.

В самом деле. Почему человек, который по неосмотрительности стал причиной гибели другого, не вправе покинуть город-убежище и отправиться в суд, даже если от его свидетельских показаний зависит спасение другого человека от казни или куда-то еще — во имя спасения человеческой жизни?..

Это, безусловно, не праздные вопросы. Все дело в том, что спасение человеческой жизни в еврейской традиции — чрезвычайно важная заповедь. Ради этого допускается нарушение других заповедей. И это — не просто «допущение», но — непреложное требование.

Ради спасения жизни, — говорится в Талмуде, — нельзя нарушать лишь три запрета: на идолопоклонство, на неразрешенные Торой интимные связи и на кровопролитие (см. на сайте обзор листа 74 трактата Санѓедрин).

Если речь идет о спасении жизни и для этого надо совершить действия, которые квалифицируются как нарушение законов шаббата, — подчеркивает Талмуд, — каждый из нас обязан сделать то, что требуется, чтобы продлить человеческую жизнь, пусть даже и на короткий срок (см. на сайте обзор листа 85 трактата Йома).

То, что человеку, совершившему непреднамеренное убийство, не разрешается покидать пределы города-убежища, как будто бы не входит в число трех запретов, отмеченных выше. И, тем не менее, даже ради спасения жизни невольный убийца не вправе преступить наложенный на него запрет. Почему?

Анализируя данную ситуацию, наши Учителя раскрывают несколько граней Истины.

Допустим, у человека, совершившего непреднамеренное убийство, появилась возможность спасти кого-то от неминуемой гибели. Однако для этого ему нужно покинуть город-убежище.

За пределами этого места он оказывается беззащитным перед близкими родственниками своей жертвы. Если они встретят где-то этого человека, они могут его убить. Таким образом, он, вполне возможно, не только не осуществит высокую миссию по спасению, но сам расстанется с жизнью. Поэтому закон и ограждает его от риска.

И это — первое разъяснение.

Второе строится на исследовании установления, не допускающего ради спасения жизни нарушения запрета на кровопролитие (исключение составляют лишь те случаи, когда человеку приходится убивать преследователя, и нет ни малейшей возможности спастись самому, не убив — см. на сайте, к примеру, обзор листа 72 трактата Санѓедрин).

Покинув пределы города-убежища, невольный убийца как бы заведомо провоцирует родственников жертвы на «неоправданное» кровопролитие. Кроме того, он и сам пролил невинную кровь. Поэтому он и должен постоянно находится в том месте, где ему положено быть по закону.

Некоторые Учителя открывают в данном вопросе еще одну грань Истины.

Человек, который совершил непреднамеренное убийство, — говорят они, — попадая в город-убежище, лишен всякой связи с внешним миром. Поэтому для общины он не существует. А поскольку для общины его как будто бы и нет вовсе, из этого следует, что он не может давать свидетельские показания в суде и спасать чью-то жизнь за пределами своего убежища.

Открывают нам Учителя и такую грань Истины.

Сама Тора запрещает невольному убийце покидать город-убежище — даже для того, чтобы дать свидетельские показания или спасти чью-то жизнь, — говорят Учителя, исследовавшие интересующую нас тему под иным углом зрения. — И этого достаточно, чтобы не нарушать данный запрет, глубинный смысл которого нам неизвестен. Система Управления миром — чрезвычайно сложна. И многое в ней — за пределами человеческого понимания.

Здесь естественным образом возникает вопрос: почему это, казалось бы, никак не связанное с положением нечаянного убийцы событие, в корне меняет его жизнь, освобождая его от пожизненной обязанности скрываться?

Иными словами, коэн гадоль и человек, случайно, не желая того, совершивший убийство, представляют собой две модели противоположно направленных сил, которые как бы «исключают» друг друга.

Кроме того, главный коэн молился, чтобы с евреями (ни с кем из них) не случались несчастья. Обращаясь к Небу с просьбами оградить людей от несчастий, он сам должен был в своем поведении быть безупречным, примером для других. Если по нелепой случайности погибал человек, это в определенной мере означало, что или в его молитвах, или в поведении был какой-то изъян. И только его смерть могла искупить, «исправить» ошибку (результатом которой в нашем случае стало непреднамеренное убийство), вызвавшую «поломку» в духовных мирах. А поскольку с уходом коэна гадоль «поломка» исправлялась, невольный убийца мог вернуться домой и начать жизнь как бы «с чистого листа».

Человека, совершившего непреднамеренное убийство, может вернуть домой и смерть коэна, временно заменяющего главного служителя Храма. Ибо и он, пусть и временно, но берет на себя ответственность за все, что происходит в еврейском народе.

Тема высочайшей ответственности коэна перед Небом и людьми иллюстрируется в Талмуде рассказом о том, что матери главных коэнов (и тех, кто занимал эту должность сейчас, и тех, кто был главным коэном какое-то время до этого), снабжали обитателей городов-убежищ одеждой и продуктами питания. Дабы не молились они, чтобы скончались их выделенные из народа сыновья.

Но разве содержится в таких молитвах реальная опасность? Ведь главный коэн — человек высокого духовного уровня, опора всего народа Израиля. Никто не мог быть ближе к Творцу, чем коэн гадоль. Убийца же, пусть и лишил он жизни кого-то по чистой случайности, внес «повреждение» в духовные миры. Так неужели Всевышний способен исполнить то, о чем он просит?

Тщательно анализируя тексты первоисточников, Учителя приходят к выводу, что игнорировать такой поворот событий нельзя. Ибо коэн гадоль несет ответственность за людские проступки. Поэтому может ответить на молитвы нечаянного убийцы и «забрать» главного коэна раньше положенного ему срока (см. на сайте обзор листа 11 трактата Макот).

Но почему материальное снабжение обитателей городов-убежищ брали на себя именно матери главных коэнов? Почему не занимались этим сами коэны?

Если бы эту обязанность взяли бы на себя главные коэны, некоторые бедняки намеренно объявляли бы себя непреднамеренными убийцами. И жили бы в тепле и в сытости. А после того, как коэн гадоль уйдет в мир иной — пользовались бы полной свободой. Другое дело — мать коэна гадоль. Ее кончина не освобождала жителей города-убежища, не давала им возможность вернуться домой. Следовательно, возведя на себя из корыстных соображений напраслину, бедняк подвергал себя риску (после кончины матери главного коэна) на неопределенное время «застрять» в городе-убежище, не получая никаких материальных «добавок».

Более того, снабжая нечаянных убийц одеждой и едой, матери главных служителей в Храме, просили их молиться, чтобы Всевышний продлил дни жизни их сыновьям.

Но была ли в этом нужда? Разве молитвы человека, совершившего непреднамеренное убийство, «весомее» молитвы любого другого человека?

Ответ и на этот вопрос находим в концепции ответственности коэна гадоль за все, что происходит в еврейском народе. Рассматривая положение нечаянного убийцы с этой точки зрения, Учителя отмечают, что его в какой-то мере можно считать «жертвой» допущенной коэном гадоль ошибки. И, если уж сам «пострадавший» молит Творца продлить жизнь «обидчику», его молитва будет услышана Небом.

В заключении выделим и еще один важный момент: предполагалось, что в городе-убежище, вдали от жизни, которая заставляет людей трудом добывать себе пропитание, невольный убийца сможет гораздо больше времени, чем раньше, уделять изучению Торы. И это поможет ему найти и исправить в себе тот духовный изъян, результатом которого стало непреднамеренное убийство. Ведь сказал Всевышний: «Обретая Тору, вы как бы приобретаете Меня» (Устная Тора, Мидраш Шемот раба, гл. 33).

Это означает, что изучающий Тору и стремящийся жить по ее законам получает ключи от всех миров и, прежде всего — от собственного мира. С этими «ключами в руках» он может исправить и духовно возвысить себя. Эти «ключи» открывают ему путь и к душам других людей, с ними он обретает способность оказывать благотворное духовное влияние на окружающих…