Эту историю рассказал мне мой отец, который был ее непосредственным участником.

До революции, при царском режиме, мой отец жил в Киеве. В восемнадцать лет молодых людей забирали в русскую армию, что для соблюдающих евреев было смерти подобно. В русской царской армии, не то, что в армии США, где уважают соблюдение религиозных традиций. Более того, среди солдат и офицеров было много антисемитов, так что для еврея русская армия представляла даже опасность для жизни.

Религиозная вера тогда не считалась основанием для того, чтобы освободиться от службы. Единственным способом избежать мобилизации были личные связи, а чаще всего, давали хорошую взятку должностному лицу.

Когда мой отец достиг призывного возраста, мой дед, ребе из Горностайпеля, попытался найти контакты с влиятельными людьми, которые могли устроить для его сына освобождение. Но усилия оказались напрасными. Тогда он решил попробовать объяснить медицинскому служащему, который освобождал рекрутов от службы по нездоровью, что строгое соблюдение моего отца и его отказ есть некошерную еду вскоре приведет к его истощению и негодности для исполнения воинской повинности. Мой дед сказал мне, что этот медицинский служащий, доктор Примаков, был ассимилированным евреем, который не симпатизировал религии, и от него нельзя было ожидать, что он захочет помочь. Тем не менее, делать было нечего, и мой дед решил попытаться. В сопровождении своего шамеса (помощника) и моего отца, он отправился в Киев, чтобы повидаться с доктором Примаковым.

Когда секретарь передал доктору, кто хочет видеть его, он вышел в приемную, посмотрел на моего деда и сказал: «Это не ребе из Горностайпеля. Тот ниже ростом».

Шамес сказал, что доктор, наверное, ожидал увидеть предыдущего, умершего ребе из Горностайпеля. А это - его сын.

К его удивлению, доктор Примаков слушал внимательно, явно проявляя подлинный интерес. Когда мой дед закончил свои объяснения, доктор сказал: «Понимаю... Обычно я бы не стал обращать на все это внимания, но я обязан вашему отцу и хочу вернуть ему долг».

«Когда я был молодым врачом,- продолжал Примаков, - меня посылали осматривать призывников. Я ездил из города в город. Однажды я остановился в Горностайпеле, и услышал, как все говорили о величии и святости их ребе.

Религией я не интересовался, и у меня к ребе не было никакого дела. Но похвалы в его адрес возбудили мое любопытство, и я решил посмотреть на него своими глазами. Меня допустили в кабинет ребе. Он очень тепло принял меня. А я сидел перед ним, испытывая странное чувство, будто он видит меня насквозь. Впрочем, глаза у него были такие добрые, что мне было легко с ним. Это действительно было приятное переживание.

Когда я собрался уходить, ребе сказал мне: «Надеюсь, ты никогда не причинишь вреда ни одному еврею, и я даю тебе мое благословение, чтобы ни один нееврей никогда не причинил тебе вреда». Я поблагодарил его за доброе слово, и, когда выходил, мы прошли вместе по длинному коридору - он проводил меня до двери. Я уже собирался выйти наружу, когда он сказал: «Помни, ты не должен делать вреда ни одному еврею, и нееврей никогда не сделает тебе вреда». Это уже был повтор, что возмутило меня, Зачем нужно было повторять? Чтобы я это помнил?..

Как вы знаете, к нам, врачам, часто подходят люди, чтобы купить освобождение от военной службы. С каждым из нас такое случалось. При этом мы знали: если поймают на взятке, наказание будет очень суровым. Поэтому я решил, что сведу число взяток к минимуму, принимая только немногие, существенные суммы.

А потом ко мне пришел неврейский парень, и тоже попросил у освобождения. И я снова назвал ту же сумму - триста рублей. Он согласился. Его отец делал бизнес, торгуя с местными лавочниками, и через несколько часов он вернулся ко мне с деньгами.

Прямо напротив моего кабинета вел прием другой медицинский эксперт - ярый антисемит, который ненавидел меня, хотя я и не соблюдал еврейские традиции. Когда второй парень вернулся с деньгами, еврейский мальчик все еще стоял в коридоре, надеясь, что я, может быть, передумаю. Он увидел, как нееврей по ошибке постучал не в ту дверь, вошел туда, понял, что перепутал кабинеты, извинился и повернулся к выходу. Но доктор, мой сосед, сказал ему: «Не уходи...».

«Может быть, ты ищешь доктора Примакова? - спросил он. - Я о тебе позабочусь. Мы все здесь вместе работаем. Сколько он у тебя попросил?».

Парень сказал, что принес триста рублей. «Дай мне посмотреть», - сказал доктор.

Еврейский мальчик наблюдал все это через открытую дверь и увидел, как доктор пересчитал деньги, сделал на них пометки и вернул этому парню, сказав: «Все правильно. Можешь идти в дверь напротив и отдать это Примакову».

Ясно, что он хотел поймать меня на взятке.

Когда молодой человек принес мне деньги и вышел, ко мне в дверь постучал этот еврейский мальчик. «Ты принес нужную сумму? - спросил я. «Нет,- ответил он, - только сейчас я пришел не ради себя. Я пришел тебе помочь». И рассказал мне, что произошло.

Я вынул деньги, и увидел на них различимые отметки. Тогда я сказал еврейскому мальчику: Не беспокойся. Ты будешь освобожден.

Через несколько дней, когда оба молодых человека явились на медицинское обследование, я увидел, что другой доктор пребывает в отличном настроении. Я знал, что он предвкушает, как обвинит меня во взяточничестве. Когда я осматривал еврейского мальчика, я положил стетоскоп на его грудь и воскликнул: «Этот не подходит для армии. Удивляюсь, как он еще жив». И я комиссовал его.

Вскоре пришел для освидетельствования и второй парень. Я увидел, как усмехается тот врач, наблюдая за мной. Я внимательно прослушал сердце молодого человека и сказал: «Очень здоровый... Будет прекрасным солдатом».

Другой врач оторопел. «Вы уверены, что он здоров? - спросил он. - Может быть, прослушаете его еще раз? Мне он кажется астеничным».

Я сказал комиссии: «Все прекрасно... Этот молодой человек хотел освободиться от армии и пытался подкупить меня взяткой в триста рублей».

Я вынул деньги из кармана и бросил их на стол перед комиссией. «Вот эта взятка! И пусть никто не говорит, что царских служащих можно подкупить».

Обратившись к моему отцу, доктор сказал: «Этот мальчик не подходит для службы в армии». И комиссовал меня...

Я спросил отца:

- А исполнение благословения деда, не сделало этого врача религиозным?

И отец привел слова из Мидраша, в котором сказано: «Когда евреи видели, что Красное море разошлось перед ними, и переходили его по сухому дну, некоторые из них, тем не менее, несли с собой идола». Это - сила йецер а-ра (дурного начала). Человек может столкнуться с очевидным свидетельством присутствия Всевышнего, и, несмотря ни на что, отрицать Его существование.

История, рассказанная отцом, всегда пленяла меня. Но, возможно, главный ее урок заключается в том, что человека, испытывающего потребность отрицать истинность иудаизма, не убедят даже очевидные чудеса. Горькая мысль...