…Сотканный из оттенков светлого мерцающий фон, как будто бы соединенный с бесконечным пространством. В центре композиции — сгорбленная фигура в белом. Руки человека застыли в движении. Он словно взмахнул воображаемым смычком и скользнул по струнам воображаемой скрипки, извлекая волшебную музыку веков. Этот человек, возможно — твой прадед. А, может — отец или ты сам. В нем — душа нашего народа, то главное, что есть в каждом из нас. То, что роднит нас сегодняшних с близкими и далекими предками — неподдающаяся словесному описанию осознаваемая или неосознанная духовная глубина, проникающая в Небесные выси…

Эта работа израильского художника Иосифа Островского называется «Вдохновение» и входит в состав большого (сотни холстов и графических листов), созданного художником «еврейского» цикла. Его произведения этого цикла — масштабны и монументальны. И каждый образ вмещает в себя народный характер, историю народа, его устремления и судьбу.

Над серией этих произведений Иосиф начал работать в конце 1970-х годов, в период, когда жил в Одессе (Украина), участвовал в городских, республиканских, всесоюзных и зарубежных выставках. Словом, был вполне успешным и уже тогда, к концу 60-х, достаточно известным и официально признанным художником.

В 60-70-е он писал пронзительные по своему лиризму пейзажи и натюрморты. Писал портреты и сюжетные композиции. Работал плодотворно, с упоением, ежедневно простаивая у мольберта помногу часов.

В 1962 году Иосиф женился. Квартиры у новобрачных не было. Поселились у родителей жены, актеров еврейского театра, которые владели комнатой в одесской коммуналке. Комнату ширмой поделили надвое. Каждое утро Иосиф ставил у окна два стула. На одном пристраивал этюдник, на другом раскладывал «подручный материал». А вечером все, включая плоды своих трудов, складывал в отведенный ему для этого уголок. В 1963-м году, когда они все еще жили в комнате «на две семьи» у Островских родилась дочь Света.

Семью надо было кормить. Результаты «свободного творчества», хоть и нравились публике, денег не приносили. Иосиф с присущей ему щедростью раздаривал картины и графику друзьям, а продавать — не любил. Перед покупателями смущался и назначал «символическую» цену. На жизнь зарабатывал, выполняя «официальные» заказы. Писал портреты и сюжетные композиции для клубов и контор. В те времена такими заказами «подхадтуривали» многие художники. Но Иосиф слово «халтура» не признавал. Заказы выполнял на совесть. В любом, даже самом неинтересном деле он ставил перед собой творческую задачу и не успокаивался, пока ее не решал.

Однажды по заказу председателя колхоза его попросили написать «Комсомольскую свадьбу». Островский выехал на «пленер» — писал молодых колхозников с натуры. Вернулся домой загорелый, довольный и «загадочный» — привез живых уток, которых ему в знак благодарности подарили деревенские жители.

В 1967-м семья переехала в трехкомнатную кооперативную квартиру. Здесь в 1973-м у Островских родился сын Миша.

Собственная мастерская появилась у Иосифа только в 1977 году.

Он жил наполненной, интересной жизнью, в которой находилось место всем и всему. Занимался воспитанием и образованием детей. Свету учил рисовать (впоследствии она стала художником), Мише с малых лет прививал любовь к природе, истории и географии. Иосиф любил поэзию (стихи еврейских поэтов на идише вдохновили его на создание многих работ), театр и музыку (джаз и классику) — старался не пропускать интересные спектакли и концерты…

— Он был очень общительным, восторженным человеком, — рассказывает вдова художника Галина Островская. — И судьба дарила ему дружбу с замечательными людьми. В круг его хороших знакомых и друзей входили артисты Аркадий и Константин Райкины, Зиновий Гердт, Михаил Козаков, Александр Кайдановский, кинорежиссер Петр Тодоровский и многие другие…

Иосиф никогда не останавливался на достигнутом, постоянно искал новые темы и пластические решения. В 1970-е для него наступила пора творческой зрелости, потребовавшая особого наполнения. Эту духовную полноту он черпает из внезапно нахлынувших воспоминаний детства.

Родился Иосиф Островский в 1935 году в еврейском местечке Судилково (окраина Шепетовки). Многие жители шепетовской окраины и в советские времена хранили верность еврейской традиции. Перед субботой в местечке закрывались лавочки и мастерские, нарядные люди выходили из домов и шли в местную синагогу. Мужчины-соседи изучали Тору и Талмуд. В семье Островских мать следила за кашрутом и зажигала субботние свечи.

Когда Йоселе, как называли его члены семьи, было три года, старшая сестра Рая подарила ему карандаши, усадила за стол, положила перед ним лист бумаги и показала, как рисовать человечков. С тех пор Иосиф никогда не расставался с блокнотом и карандашом…

Подростком он страстно стремился вырваться из провинциального местечка, где время, по его ощущению, «застряло» в давно минувших веках. Его манил «большой мир». В 15-летнем возрасте он поступил в Одесскую академию художеств, а после ее окончания, отслужив в армии, в Шепетовку уже не вернулся. И вот теперь шепетовская окраина вернулась к нему сама. Уединившись в своей мастерской, он снова и снова слушал рассказы судилковских старцев, воскрешал в памяти атмосферу молитв в синагоге, наблюдал за работой судилковских мастеров…

«По-моему, ты поставил перед собой цель произвести перепись всего еврейского населения планеты», — подтрунивал над Иосифом его старший брат Семен.

«Еврейских» картин становилось все больше и больше. «Гости» из детства, поодиночке и группами, переселялись на его холсты, меняя мироощущение художника, оказывая неожиданное воздействие на его манеру письма.

В работах еврейского цикла Иосиф в изображении людей начинает использовать стилистику «примитивизма». Искажение пропорций, формы, объемов помогало ему открывать суть еврейского мира «изнутри», проявлять в персонажах глубоко спрятанное — то, что не может уловить в человеке обычный взгляд. Он обладал необыкновенно острым цветовым чутьем. Порой несовместимые друг с другом, казалось бы, краски под его кистью «послушно» ложились рядом, образуя живое, «движущееся» пространство картины.

В рамки какого-то определенного направления они явно не укладываются. Недаром сам Островский противился попыткам «классифицировать» его пластический язык. «Я — просто художник, — говорил он. — Не «реалист» и не «модернист»… Только так я чувствую себя свободным и могу выражать на холсте свои мысли и ощущения». В своей статье, посвященной выставке молодых живописцев, он написал: «Не в стилистике дело. Ведь художник интересен и дорог неповторимостью состояния души, нравственностью своего творчества…».

В марте 1978 года в Одесском музее западного и восточного искусства открылась первая персональная выставка Островского. В экспозиции было 130 работ (живопись и графика). К вернисажу издали солидный по тем временам каталог. По плану выставка открывалась на четыре недели. Но произведения Иосифа пользовались таким успехом, что администрация музея продлила ее еще на месяц.

Он уже написал несколько десятков «еврейских» работ. Но представить их выставочному комитету не решился. Понимал, что в экспозицию их не включат. Такие были тогда времена.

Эти картины Иосиф, кроме членов семьи, никому не показывал. Прерывая работу над очередной композицией, снимал холст с мольберта и ставил в отдаленном углу мастерской «лицом» к стене — подальше от людских глаз.

Но вот однажды в его мастерскую пожаловали «искусствоведы в штатском» (курирующие деятелей искусства сотрудники КГБ). Возможно — по чьему-то доносу. Их сопровождал председатель Одесского Союза художников, Вячеслав Божий — добрый, хороший человек. Он впервые видел «еврейские» работы Островского, долго рассматривал их и, наконец, придав звучанию своего голоса как можно больше солидности и уверенности, произнес: «Прекрасные картины! Национальные по форме и социалистические по содержанию…». Уполномоченные КГБ в искусстве ничего не смыслили и «поверили официальному лицу на слово». Закончив просмотр, незваные гости пили чай, нахваливали гостеприимного хозяина и его произведения.

После того случая Иосиф стал показывать еврейский цикл друзьям.

«Увидев необыкновенно тонкие и глубокие произведения, — вспоминает близкий друг Иосифа, искусствовед Евгений Голубовский, — я сразу понял: нужна выставка. Их надо показывать не только узкому кругу людей...».

Голубовский познакомил Иосифа с еврейским писателем-одесситом Натаном Лурье, который был членом редколлегии единственного в стране на тот момент еврейского издательства «Совьетише Геймланд» (Советская Родина). Лурье очень понравились «вмещающие целый мир», как он сказал, еврейские работы Островского, да и сам Иосиф — тоже. И он договорился о проведении «еврейской» выставки в Москве, в одном из помещений издательства.

Выставка состоялась в 1984 году и имела успех. В журнале «Совьетише Геймланд» опубликовали большую статью о творчестве художника с несколькими репродукциями его работ.

В 1988 году в Одесском художественном музее открылась «Выставка четырех», на которой экспонировались произведения О.Волошинова, Ю.Коваленко, И.Островского и Е.Рахманина. Островский был представлен в экспозиции 120 произведениями. В их число вошли и несколько холстов еврейского цикла. Иосиф вышел из «подполья». Публика принимала эти картины за «фольклор», восторгалась и расточала похвалы.

«Есть вечные темы, которые волнуют всех, всем понятны, — видя, какое впечатление производят его «еврейские» работы на публику, сказал Иосиф жене. — Язык живописи и язык чувств — интернациональны. Чем глубже проникаешь в душу и ментальность своего народа, тем ближе становится твое творчество другим…».

О том, чтобы навсегда уехать в Израиль среднее и младшее поколения семьи Островских мечтали давно. Но постоянно возникали какие-то препятствия. В начале 1989 года выяснилось, что Иосиф тяжело болен. Лучший в Одессе хирург сделал ему операцию. Требовалась еще одна. Но принесет ли она избавление от недуга? Прогнозы одесских медиков не обнадеживали. Семейный совет вынес постановление: «Срочно едем в Эрец Исраэль».

Сборы были недолгими. В декабре 1989 года вся семья (Иосиф с женой, дочь Света с мужем и двумя детьми, 16-летний Миша) выехала в Израиль.

Надежды на искусность израильских врачей оправдались лишь частично. Они подарили Иосифу Островскому четыре счастливых года полноценной жизни.

За эти годы он успел многое. Участвовал в израильских и зарубежных выставках и конкурсах, был главным художником города Сдерота. Как прежде, без устали писал, создавал проекты художественного оформления города, преподавал.

В 1990 году Островский по приглашению английского мецената дважды ездил в Лондон. В первый раз он пробыл в Англии три месяца. Ему создали условия для работы. Он написал там множество акварелей — в основном пейзажи. Домой привез лишь пару работ. Остальные были проданы прямо с устроенной там же выставки.

Вторая поездка оказалась короткой — началась война с Ираком. Обеспокоенный судьбой близких, Островский спешно вылетел домой, в Израиль.

Мэр Сдерота дал Островскому большую мастерскую, часть в ней отвели под учебную студию, где Иосиф занимался с учениками.

— Иосиф поражал меня своими способностями, — вспоминает вдова художника. — Он быстро освоил иврит, без труда со всеми общался и даже преподавал на иврите. В Израиле за короткий срок он обзавелся новыми друзьями и поклонниками. Теплые дружеские узы связывали его с Эллой Шарон (женой бывшего премьер-министра Израиля Ариэля Шарона, тоже художником). Она называла его «гением» и мечтала устроить большую персональную выставку…

В 1992-м году администрация Высшего Суда Справедливости Израиля объявила конкурс на создание серии портретов судей, которые были нужны для оформления нового здания Суда в Иерусалиме. Иосиф представил комиссии свои работы. Ответ пришел почти через год. В письме сообщалось, что Островский — победитель конкурса и может приступать к работе.

Иосиф с воодушевлением принялся обдумывать новый проект, делал зарисовки. Но воплотить проект в жизнь ему не удалось. В сентябре 1993 года, в канун Йом Кипура, он покинул этот мир и был похоронен на сдеротском городском кладбище.

Когда уходит настоящий художник, он оставляет на земле возможность беседовать с ним, учиться у него, черпать в его работах то особое понимание жизни и людей, которым он, создавая свои произведения, хотел с нами поделиться. Иосиф Островский подарил нам неповторимый, светлый и добрый мир нашего прошлого и будущего. Вглядываясь в его холсты еврейского цикла, начинаешь отчетливее осознавать, что все мы, независимо от того, где и когда жили — единое целое. Что у всех нас — одна цель, одна судьба, одна «неделимая» душа…