— «Шрек-2» пользуется у зрителей огромной популярностью. По кассовым сборам ему удалось превзойти рекорд, поставленный фильмом Спилберга «Парк Юрского Периода». Это неожиданность для вас?

— И да и нет… Не сомневался я, пожалуй, лишь в том, что новый мультфильм сразу же привлечет внимание зрителей. Ведь сначала был первый «Шрек», который очень понравился публике. Но что ждет второго «Шрека»?.. Об этом, пока фильм не вышел на экран, трудно что-либо сказать.

Сценарий я написал два года назад. Это — история приключений людоеда по имени Шрек, который всю жизнь прожил на болоте. Но однажды он увидел прекрасную принцессу Фиону, влюбился и женился на ней. Супружеская жизнь меняет его восприятие мира. Он узнает, в чем — истинный смысл брака, понимает, как трудно найти свое «место под солнцем». А еще ему предстоит убедиться в том, что преданность может творить настоящие чудеса.

Сценарий на студии приняли. Но это пока был лишь проект. А впереди меня ожидала неизвестность. В мультипликации очень многое зависит от художников. Посмотрели бы вы, как они прорабатывают сцены в специальной кабинке, строя смешные рожицы перед зеркалом.

Волшебство мультфильма во многом зависит именно от их работы. Мы надеялись, что нам удастся благополучно соединить все составляющие, однако ни в чем нельзя быть уверенными до тех пор, пока зрители не увидят и не оценят результат наших трудов.

— Ваш мультфильм интересен людям любого возраста. У детей «Шрек-2» вызывает восторг, взрослые улавливают в нем глубокий подтекст — серьезные идеи, в которых явно ощущается влияние еврейского мировоззрения…

— По поводу еврейского мировоззрения Вы совершенно правы. Более того, в основе «Шрека-2» — простая, казалось бы, мысль, заимствованная в еврейской философии и разъясняющая, что такое любовь. Для меня важно все то, что важно для тебя — так еврейская традиция определяет это возвышенное чувство. Когда-то я узнал об этом от рава Шломо Голдберга, который, в свою очередь, услышал такое определение из уст рава Ноаха Орловека.

В мультфильме Шрек, предложив принцессе Фионе руку и сердце, полагает, что и в браке продолжит свое беззаботное существование людоеда, и будет по-прежнему жить на болоте. Однако отец Фионы, король, начинает строить планы, чтобы вернуть дочь в королевский дворец. Король старается задеть Шрека за живое, заставляя его поверить, что он разрушил жизнь бедной девушки. Более того, и сам Шрек и зрители видят, что король, скорее всего — прав.

Поначалу Шрек не в состоянии справиться с собственным эгоизмом. Он обожает принцесу и хочет одного — чтобы она всегда была рядом с ним. Неважно где. Пусть — и на болоте. Но потом в его душе зарождаются сомнения. «Быть может, Фиона была бы гораздо счастливее, если бы не стала людоедкой и была бы, как раньше принцессой? — размышляет он. — Возможно, моя любовь не принесла ей радости…».

Фиона дороже Шреку всего на свете. И он решается дать ей эликсир «Вечное счастье». Выпив зелье, она вернется к королевской жизни. Ведь она заслуживает (так он теперь считает) именно этого. Шрек, заметьте, желает «вечного счастья» не себе, а — Фионе. Так его изменила любовь…

На встречах с руководством студии я не раз говорил о том, что это — традиционная еврейская идея. Именно она лежит в основании мультфильма, и я горжусь тем, что мне удалось придать истории Шрека именно такой поворот. Через наш мультфильм миллионы американцев получают возможность прикоснуться к традиционной еврейской мудрости.

— Вы, вероятно, воспитывались в традиционной еврейской семье…

Нет… Не случилось… В детстве еврейство ассоциировалось для меня с картинами Шагала, Холокостом и израильскими деревнями. Впрочем, в гораздо большей степени меня и тогда уже интересовали духовные категории. Помнится, я услышал о судьбе Авраама, который, будучи совсем еще ребенком, осознал, что мир не ограничивается солнцем, луной и звездами, что в нем должно быть нечто гораздо большее, чем идолы. Эта история поразила меня… В возрасте 6-ти лет я просыпался среди ночи и пытался представить себе, что происходит с человеком после того, как он умирает. Неужели жизнь человека просто обрывается его смертью?.. Это казалось мне ужасным, непереносимым…

— И эти мысли привели Вас, в конце концов, к иудаизму?..

— В конце концов — да. Но до того мне пришлось пройти еще очень многое. В юношеские годы мне казалось, что Творец и рай — исключительно христианские изобретения. Если они во что-либо верят, — думал я, — значит, мы в это не верим. Однако и тогда я все же искал Всевышнего.

— И как же Ваши стремления были вознаграждены?

— В старших классах школы, где я учился, а жили мы в Вентуре (Калифорния), из 2800 детей евреев было всего семеро. Причем и их евреями лишь номинально можно было назвать. Ни Торы, ни наших традиций они не знали. Все мои близкие друзья регулярно посещали церковь. Однажды поздно вечером у меня состоялся разговор с одним пастырем, который много работал с молодежью. Он убедил меня, что миром правит Творец. И я стал христианином. Если бы на месте этого священника оказался тогда раввин, я, скорее всего, стал бы религиозным евреем.

— Однако со временем что-то заставило вас вернуться к еврейской традиции…

— В 1989 году я работал над съемками фильма в Ирландии, а свободное время посвящал пастырской работе в местной пресвитерианской церкви. В нашей студии работал тогда молодой религиозный еврей по имени Давид Стейнберг. Сейчас он — продюсер «диснеевских» фильмов и пишет книги для детей. Это была моя первая встреча с настоящим евреем. Давид — яркая личность, обаятельный человек, и все на студии им восхищались.

Где-то приблизительно год мы намеренно избегали друг друга. Однажды я должен был рассказать членам моей церковной группы о еврейских праздниках, но ничего не мог вспомнить. Тогда я попросил Давида провести с ребятами несколько занятий. Он принял мое приглашение, и великолепно справился с задачей.

В тот момент Давид осознал, что я и не собирался обращать его в христианство. И мы подружились. Как-то раз я, помнится, сказал ему: «За мои грехи своей жизнью пожертвовал Иисус. Но у вас нет больше Храма, поэтому вы не можете совершать приношения. Что же вы делаете, чтобы искупить свои грехи?».

Он прекрасно ответил на мой вопрос. Творец, — сказал он, — ждет от нас, чтобы наши уста произносили Его Имя, и сердца наши повернулись к Нему. И это для Него — самое ценное…

Я начал понимать, что в течение тысячелетий евреи хранили верность Всевышнему и без Храма. Это ошеломило меня, ибо в церкви учили совершенно иному.

Я долго не мог прийти в себя после нашего разговора. И вскоре почувствовал, что пресытился христианством, ощутил, что оно для меня — чужая религия. За пятнадцать лет мне так и не удалось полностью избавиться от ощущения, что я в христианстве — посторонний.

Я начал сомневаться в своих прежних убеждениях. И задавал себе вопрос: не должен ли я стать таким, как Давид Стейнберг?

— И что же стало поворотным моментом?

— Однажды на выходные дни я поехал на безлюдные скалы, расположенные на северо-западе Ирландии. Представьте себе: вы стоите на вершине горы, перед вами — обрыв, и вы смотрите вниз с высоты 550 метров на Атлантический океан. И волны одна за другой разбиваются о неприступную каменную глыбу. А ветер с моря окатывает скалы миллионами соленых брызг…

Картина, представшая перед моими глазами, была дикой и одновременно — величественной. Я смотрел на океан и размышлял в одиночестве. Я видел перед собой безграничную мощь океана, и думал: во всем этом явственно ощущается рука Всевышнего…

Я был растерян — не знал, кому молиться. В этот момент мне казалось, что я предам те убеждения, которые исповедовал последние пятнадцать лет, если обращусь к Творцу напрямую…

Все это живо напомнило мне случай, произошедший со мной, когда мне было 14 лет, и мои родители начали бракоразводный процесс. Однажды вечером мне захотелось навестить маму. Я полагал, что, увидев ее, я хотя бы частично избавлюсь от преследовавшего меня чувства тревоги. Когда я направился к двери, папа спросил меня: «Куда ты?». «На прогулку», — ответил я. Мне не хотелось говорить ему правду. Я боялся, что он подумает, что мне с ним плохо. Когда я пришел к маме, слезы душили меня. Мне казалось, что я предал отца. Это было ужасное чувство.

Похожие чувства владели мной и тогда, когда я стоял на берегу океана…

Некоторое время спустя я познакомился с Майклом Медведом, кинокритиком. Читая его статьи, я решил, что он — христианин. Просто потому, что христианские журналы часто его цитировали. Мы встретились как-то на кинофестивале, и я увидел, что на голове у него… — кипа. Он пригласил меня в гости на шаббатний обед. Это было чудесно! Именно тогда я и познакомился со своей женой, и мы начали ходить на уроки по еврейской традиции.

В конце концов, я пошел в микву (специальный бассейн для духовного очищения — прим. ред.) и отказался от христианства. Моя жена прошла процесс гиюра и стала еврейкой. Теперь, слава Всевышнему, у нас два прекрасных еврейских ребенка, которые посещают дневную еврейскую школу, соблюдают законы шаббата и едят кошерную пищу. И нам еще многое предстоит сделать…

— Что Вы считаете следующей ступенью в процессе Вашего духовного развития?

— В прошлом году на Суккот мы впервые ездили в Израиль. Ехали, признаюсь, не без опасений. Но, посетив эту замечательную страну один раз, через полгода мы снова там побывали. Я выступил в Иерусалимской кинематографической школе. Теперь моя супруга хочет проводить в Израиле больше времени и планирует купить там оливковый сад... На данный момент мы еще не готовы к алие, однако чувствуем, что именно Израиль — наша истинная родина.

— Очевидно, после выхода мультфильма «Шрек» на широкий экран ваши профессиональные перспективы несколько изменились…

— Последние семь лет, слава Всевышнему, на профессиональном поприще у меня нет особых проблем. Этот мультфильм упрочил наше положение. Работа в Голливуде напоминает полет над океаном. С самого начала заправленный горючим самолет должен набрать высоту, чтобы, в момент, если моторы откажут, можно было бы благополучно спланировать на берег. «Шрек-2» помог нам подзаправиться горючим и подняться на нужную высоту...

— Насколько я знаю, большинство сценариев для телевидения и кино Вы пишете в соавторстве с другими сценаристами или с режиссером. Это, наверное — непросто. Ведь у каждого автора — свой взгляд на то, что должно получиться в результате…

— Да, действительно, создавать сценарий вдвоем — непростая задача. Но работа получается более результативной. Очень важно, что каждый твой шаг оценивается «со стороны». Тут самое главное — найти верный тон в общении с партнером. Конечно же, всякое бывает. Мы спорим и даже ссоримся. Но это не мешает, а только помогает и в работе и в жизни вообще.

Вы знаете, соавторство — как «вторая семья». Все вопросы и проблемы, которые возникают в процессе супружеской жизни, встают и перед соавторами. И это «двойное», если можно так выразиться, существование помогает мне и в супружестве и в профессиональной деятельности. Если, допустим, я повел себя бестактно и обидел соавтора, заметив ошибку, я стараюсь оградить от подобных обид мою жену. И, наоборот, шероховатости в браке, которые мне приходится сглаживать, учат меня более корректному обращению с соавтором.

Таким образом, каждому из них, жене и соавтору, приходится страдать всего лишь от половины моих недостатков. И им обоим легче живется…

— Скажите, Ваша работа в Голливуде, не мешает соблюдать еврейские традиции?

— Ничуть… Да, я работаю в Голливуде. Но это не означает, что я постоянно развлекаюсь, разъезжая по бесконечным вечеринкам. В Голливуде, кроме меня — довольно многочисленная группа религиозных еврейских сценаристов. В Голливуде жить по еврейским законам на удивление легко, ибо проблем с планированием событий здесь почти не возникает. Когда мы отправились в Канны на премьеру «Шрека-2», оказалось, что ряд мероприятий назначены на шаббат. Но нам без труда удалось все уладить...

— Как, на Ваш взгляд, искусство соотносится с еврейской традицией?

— Еврейская традиция предполагает, что мы должны поместить слова Торы в наши сердца. Однако человеческое сердце — твердь, в которую не так-то просто проникнуть. Поэтому важно, полагаю, накопить в своем разуме достаточное количество слов Торы. И вот в один прекрасный день, вы идете на концерт, музыка вызывает у вас искренний восторг, и ваше сердце открывается. Тогда те слова Торы, которые вы успели накопить, попадают прямо в него.

Если же вы испытываете восторг, но при этом не располагаете запасом слов Торы, ничего подобного не происходит. Восторг проходит и забывается.

Истинная сила иудаизма — в Торе, в ее заповедях, на которых зиждется устойчивая структура, способная поддерживать вдохновение и восторг…

— Американская еврейская община подвержена достаточно сильным ассимиляционным процессам. Как, на Ваш взгляд, можно изменить ситуацию и достучаться до людей?

— Могу говорить лишь о том, что знаю из собственного жизненного опыта. Вновь обретя еврейство, я почувствовал, что вернулся домой, где меня любят. Однако многих людей это, по той или иной причине, просто не интересует. Они не хотят беседовать с раввинами, отказываются от приглашений на шаббатние трапезы. Поэтому у меня нет конкретных идей, как можно повлиять на ассимиляционный процесс.

Определенно скажу одно: когда мы соблюдаем заповеди, изучаем Тору и совершенствуемся как личности, это таинственным, непостижимым образом влияет на вселенную и на ассимиляционные процессы — в том числе. Что касается более «земных» действий, каждый из нас время от времени может остановиться и поговорить с соседом. Я в течение четырех лет жил бок о бок с одним человеком. И за все это время мы лишь несколько раз поздоровались. Однако на прошлой неделе мы проговорили около получаса. Он заинтересовался, как это я «вдруг стал вести еврейский образ жизни». Теперь он с семьей хочет прийти к нам в гости на шаббат.