Вы правы, переход по Красному морю (в Торе оно называется Ям Суф — Тростниковое море; в географическом плане речь в Торе, скорее всего, идет о большом озере в системе «Горьких» озер, образовавшихся в ответвлениях моря, которое ныне именуется «Красным») был кульминационным моментом освобождения евреев от египетского рабства. Освобождения — потому что процесс Исхода из Египта в широком смысле данного понятия продолжался до дарования Торы.

В Египте еврейский народ находился на грани тотального уничтожения, и, спасая его, Всевышний в определенные моменты, временно, полностью отменял установленные Им «естественные» законы природы (египетские казни, рассечение вод Красного моря). Увидев это, евреи должны были осознать, что только с Всевышним может быть полноценная жизнь, жизнь, наполненная духовностью, которая — выше законов природы. И не достаточно просто знать, что такое существует. Надо было пропитаться этим «до мозга костей».

Это и есть кульминация осознания близости к Творцу мира. Поэтому Исход из Египта в каком-то смысле действительно можно считать духовным рождением нашего народа.

Что касается Вашего допущения, что «Всевышний мог повести и другим путем», подчеркну, что мы далеко не всегда задаемся вопросом — «что было бы, если бы мы оказались в иной ситуации?». Иногда в Устной Торе такие вопросы — рассматриваются. Но если Учителя, обсуждая какую-либо тему, его не затрагивают — у нас и тем более нет никаких оснований об этом серьезно говорить.

К примеру, в «географическом» смысле другие пути выхода из Египта, конечно, существовали. Но ведь цель Исхода — не физическое перемещение на другую территорию.

Ваше сравнение перехода через Красное море с рождением ребенка — хорошее, интересное предположение. И добавить тут мне нечего.

В расширение темы рекомендую прочесть на сайте и ответ «Золото и прочее взяли в долг у египтян или попросту — забрали?». А также, к примеру — обзор недельной главы Шемот, четвертый годовой цикл обсуждения.

И — последнее.

В чем суть Вашего вопроса о недельных главах Торы Тазриа и Мецора я, признаться, не понял.